Мир приключений 1969 г.
Шрифт:
— Ну, а что говорят?
— Кессельринг довольно громко назвал Удета дезертиром. Генерал Штумпф утверждает, что он давно замечал симптомы сумасшествия. Но многие подавлены. Йошоннек, начальник штаба люфтваффе, сказал мне: «Теперь я его понял».
— Его убила Москва?
— Москва его доконала. Русские начали ломать нашим авиаторам хребет, и Удет не мог вырвать самолеты для Западного фронта... Поэтому он много пил. И не мог влиять на события. Со стороны все выглядит намного мрачнее. Он не увидел выхода в будущем и обвинил
— Что станет с тобой? Ты был у Геринга?
— Да, я передал ему бумаги Удета, последнее письмо. Он налился кровью, когда читал. Но ко мне отнесся благосклонно. Сказал: «Кажется, вы говорили, и не раз, что на почве алкоголя у генерала наблюдается помутнение разума?» Я подтвердил. Он приказал мне представить обстоятельный доклад экспертам. Вчера он подозвал меня, сказал, что понимает мою скорбь, поздравил с капитанскими кубиками на погонах и разрешил взять месячный отпуск для поправки здоровья. Кстати, Геринг распорядился, чтобы никто, кроме гробовщика, не видел лица Удета...
— И ты сразу кинулся к Мессершмитту?
— С чего ты взял?
— Ты заезжал сегодня к Вилли?
Пихт расхохотался.
— Альберт! Контрразведка по тебе плачет. Я завез его секретарше посылку из Берлина. А уж если говорить серьезно, я попросился к нему в отряд воздушного обеспечения...
В это время дверь кабинета открылась, и вышел профессор Зандлер.
— Добрый вечер, профессор! У вас цветущий вид, — проговорил Пихт.
— Добрый вечер, господин Пихт. Сочувствую вашему горю. Это потеря для всех нас. Я очень ценил генерал-директора...
— Мне казалось, профессор, что генерал-директор не очень одобрял избранное вами направление работы. Не так ли?
— Его оценка менялась. Господин главный конструктор говорил мне, что генерал Удет очень внимательно прислушивался к его доводам в защиту реактивной тяги. Да и здесь, в этом доме, генерал проявил большую заинтересованность в моих исследованиях. Я не сомневаюсь...
— Конечно, вам, господин профессор, лучше меня известна точка зрения покойного генерала. Но разве для вас секрет, что после посещения Удетом Аугсбурга и Лехфельда министерство еще раз потребовало категорического исполнения приказа Гитлера о восемнадцатимесячной гарантии начала серийного производства?
— Сегодня мы можем дать такую гарантию.
— Как! Ваш «Альбатрос» уже летает?
— Он взлетит завтра, — сухо сказал Зандлер. — Извините, господин Пихт, мне очень нужен господин капитан. Альберт, я вас жду.
«Старый козел начал взбрыкивать, — подумал Пихт. — Неужели дело идет на лад?»
Он окликнул Вайдемана:
— Альберт! Ты и вправду собрался завтра подняться на зандлеровской метле?
— Ну да!
— Держу пари, что завтра тебе не удастся оторваться от земли.
— Ящик коньяка!
— И
— Нет, не откажусь. Отвечу тоже коньяком. Так что завтра в любом случае перепьемся. С вашего разрешения, фрейлейн, — сказал Вайдеман, уступая дорогу Эрике.
— Вы живы, лейтенант? — спросила Эрика сияя.
— Извини, уже капитан, — поправил ее Пихт. — Я не мог умереть, не оставив после себя вдовы. Строгий немецкий бог не простил бы мне подобного легкомыслия в исполнении столь важной национальной задачи. Здравствуй, Элли! Я привез тебе любимые тобой «Шанель».
Утром слегка подморозило. Вчерашний ветер нагнал на взлетную полосу опавший лист. Механики расчехлили самолет задолго до рассвета и начали предполетный осмотр двигателей.
Поеживаясь, Карл Гехорсман регулировал клапаны подачи топлива и думал об Эрихе Хайдте, дяде Ютты.
«Что заставляет парня рисковать? Сидел бы в своем ателье и копил марки, если уж ногу покалечил. Может, Гитлер и правда победит, тогда немцы получат в России большие наделы и заживут лучше. Почти каждый верит в это. Может, и я заведу себе хозяйство. Ха-ха! «Образцовое хозяйство Карла Гехорсмана с сыновьями».
Гехорсман покрутил головой, представив себя в необычной роли.
Карл работал в 1925 году в России, обслуживал самолеты Юнкерса, летающие по договору с Добролетом на почтовых линиях. Он ничего не имел против русских и чувствовал, что русские сумеют постоять за себя.
«Только ребятишек жалко. Написать бы им, чтобы они сматывались из России, пока целы».
Налив в ведро бензина, Гехорсман вымыл руки и отступил назад, любуясь серебристым «Альбатросом». Истребитель каждой своей линией был устремлен вперед.
«А если такой самолет пойдет в серию, он натворит дел», — вдруг подумал он.
АБВЕР ПОДНИМАЕТ ТРЕВОГУ
Капитан функабвера Вернер Флике удовлетворенно хмыкнул. Наконец-то! Операция, ради которой он уже третий месяц сидит в Брюсселе, близится к концу. Почти все это время он провел у распределительных щитов подстанции Эттербеека, одного из пригородов бельгийской столицы. Терпения у него хватило, и вот награда.
Когда, еще летом, выяснилось, что наиболее мощная подпольная радиостанция, передающая на Восток, находится в Брюсселе, сюда прибыл целый отряд мониторов-радиопеленгаторов. Но они засекли район лишь приблизительно: где-то в Эттербееке. И тогда Флике засел на подстанции. Начиналась передача, и он последовательно выключал дом за домом, квартал за кварталом, улицу за улицей. И вот сегодня, 13 декабря, удача. Выключен очередной рубильник, и морзянка исчезла. Неизвестная станция смолкла.
Впрочем, уже известная. Адрес точный: одна из трех двухэтажных вилл на Рю де Аттребэте.