Мир приключений 1975 г.
Шрифт:
— Что же, я должен спасать полисы? Я — матрос, я — борец, человек, которого ваши курсанты без зазора пристрелят на границе.
— Вы же не станете пробираться через границу ночью, тайком?
— А что же, я покачу, как ваш Томилин, как вы, в спальном вагоне? Прямым сообщением?
Бабушкин задумался. Что хорошего видел он в Вятке? В Марселе о Вятке и вспоминать смешно. Там у него не осталось людей, близких по крови. Но своя кровь манит туда — к глухим дорогам, морозному ветру, дубовым вешкам, северным сумеркам, к пахучему омету возле сарая из теса, к скотному двору, риге, к ржаному воздуху от свежей соломы и мякине на гумне. Черное небо. Дым из трубы избы, самовар с легким угарцем. Хорошо бы иметь
Шидловский что-то говорил, замолчал. Он не ждал от Бабушкина больше вопросов — их беседа ничем не закончилась. Матрос, казалось, забыл про него, но Шидловский посчитал свою миссию выполненной.
— Моя борьба будет честной, — нарушил затянувшееся молчание Бабушкин. — Бонжур!..
На третий день у ратуши на условленном месте Бабушкин не появился. Не пришла и Муза. Но это в их отношениях не изменяло то большое, что теперь будет связывать их.
Всё на свете принадлежит кому-то другому, и твоей физической силой может распоряжаться карлик.
Парад борцов — это внушительный парад. На открытой груди почти у всех медали на разноцветных лентах. Истинной красотой телосложения блещут не все, но это сильные мужчины, готовые постоять за себя. Высокий человек в фиолетовой бархатной маске позволяет себе выйти на подмостки в роскошном халате из дорогой ткани. Когда уйдут все борцы, он останется и скинет халат. Все его тело наколото рукой неизвестного мастера, с помощью иглы и какой-то особенной краски на теле, живом теле, скопированы картины знаменитой Дрезденской галереи, своеобразная экспозиция в миниатюре на руках, ногах; рисунки крупнее — на спине и груди.
Желающие поближе рассмотреть это живое чудо и тонкое своеобразное художество выстраиваются друг другу в затылок. На это уходит немало времени. Чемпионат — длительное развлечение, он трясет карманы публики.
Борцы представлялись публике видным стариком с орлиным носом на морщинистом лице оливкового оттенка. В середине лысого черепа пучок желтых волос, расчесанных на пробор, большие черные усы. Он действительно знал, но не больше чем по тридцати слов на шестидесяти языках. Грудь крахмальной манишки украшал диковинный орден восточного государства. Борцы ревниво относились к своим титулам, требовали полного перечисления их выдающихся побед на ковре. Если не было чемпионских званий, громких побед, они получали меткие, устрашающие характеристики. Удивительны были поклоны борцов публике, у каждого свой, непередаваемый жест.
Бабушкин представлен на русском языке, представление повторено на французском, немецком, английском, итальянском, испанском.
— Русский матрос и борец Вась Ба-буш-кин (с ударением на втором слоге). Кавалер всех солдатских орденов российской империи, известный самому японскому микадо, богатырь, имевший силу соединить две могучие эскадры. Еще не имел поражений в жизни и на ковре…
А как же его восемнадцать ран?
Его молодой, прекрасно сложенный противник был окрещен Черной Пантерой. Алжирец не вызвал симпатии у торговок и обитательниц монастыря в белых одеждах, заглянувших полюбопытствовать на мирское зрелище (чтобы потом еще больше оценить благостную тишину своих стен). Негры, мулаты, метисы, квартероны встретили алжирца ликующими воплями. Распорядители борьбы старались доставить удовольствие всем. Все человеческие чувства (и низкие страсти) были взяты в расчет.
Бабушкин подписал “джентльменское соглашение”, бумага пролежала у Афони под подушкой несколько дней, пока Василий
— Что у тебя за пазухой? Прочел по глазам. Выкладывай! “Купчая крепость”?
Так называл матрос все эти договоры, написанные эзоповским языком, по которым борец нес, как тяжкий груз, все решительно обязательства, а дирекция никаких, кроме оплаты выступлений “по личной договоренности сторон”.
— Моя борьба будет честной, — сказал Бабушкин.
Афоня ответил туманно, не на тему разговора:
— До нови, до обмолота первого урожая озимой еще далече.
Василий не разгадывал ход его мысли:
— Еще будет какой обмолот! Урожая не жди.
Афоня яростно всадил в грудь цирковой нож (лезвие вошло в рукоятку, и она присосалась к телу).
— Мы выведем их на чистую воду — чтобы утопить! Вот и весь разговор, а что предрешать!
Алжирец имел привычку широко раскрывать рот, показывать желтые зубы и… прыгать на противника. Ему бы выступать на ринге. Гибкая спина помогала уходить от захватов. Бабушкин снисходительно давал ему проказить. Когда противник сбил у себя дыхание, Бабушкин увел его в партер — нижнюю стойку; дал возможность сделать мост. Лежа на ковре с запрокинутым лицом, упираясь затылком и прогнув спину, алжирец касался пятками ковра, а расставленными руками поддерживал опору. Можно было сломать мост.
Алжирец готовился сделать перекат, вскочить на ноги. Бабушкин тяжело задышал — притворно; повозился с руками партнера — нерасторопно; и в одно мгновение, как железными клещами, соединил свои руки на пояснице борца. Это было неприятно алжирцу, но не опасно: без помощи рук нападающий не припечатает его лопаток к ковру. Великолепная техника Бабушкина, ловкость, сила позволяли ему сделать то, что темнокожий борец не ожидал. Оторвав противника от ковра, Бабушкин встал с ним во весь рост, вскинул над головой и, разжав руки, послал обмякшее тело борца на ковер. Алжирец проехал лопатками по ковру, что вызвало восторги и смех у публики. Но это ему не засчитали за поражение. Ударил гонг.
У человека, который следил за временем, простреленное горло; перед тем, как вымолвить слово, он закрывал дырку двумя пальцами. На одном пальце у него железное кольцо с портретом Льва Толстого на светлой эмали. На цепочке от часов позвякивала масонская эмблема. В Марселе не знали его. Для стража времени в его вечном движении нельзя было выбрать более мрачного и таинственного лица. Те, кто общались с ним, слышали всегда одно изречение на английском: “Игра тогда не стоит свеч, когда не стоит свечи жечь”. Хриплый голос стенных часов, у которых сорвалась гиря.
В первых схватках обычно раскрывается характер борца, они показывают его сильные и слабые стороны. Но ведь бывает и скрытый “запасец”.
После перерыва по черным выразительным глазам алжирца можно было понять, что у него только два “друга”, два неверных, коварных — зависть и злоба. Теперь он не прыгал, не уклонялся от захватов, его цепкие пальцы искали на теле противника болезненные места, не находили. С таким же успехом он мог бы ощупывать статую. Простой силовой прием — передний пояс. Еще проще парад — контрприем — упереться руками в подбородок противника. А потом, когда спина захватчика отклонится назад, подогнуть ноги и проскользнуть на ковер. Василий жал алжирского борца, выжимал из него силенку, как сок из лимона. Склонял к ковру. Перегибал гибкий прут. Только у тонкой лозы корни держат. Человека не удержали ноги. Падающий на спину нес на себе живую тяжесть опытного борца. Коснулся левой лопаткой ковра, сделал мост. Русский не разжимал руки — железный обруч. С его силой он опять рванет черное тело над своей головой, швырнет на ковер так, что вытряхнет душу! Бабушкин уже собирался отпустить борца, когда “мост провис”, а за этим не последовало переката и шпрунга…