Мир приключений 1981 г.
Шрифт:
«Он здесь, — подумал Зенич. — Он определенно где-то здесь».
Прерывая затянувшуюся паузу, из соседней комнаты появился мужчина. Красным мохнатым полотенцем он вытирал лицо и что-то напевал. А потом отнял полотенце от лица, замер в недоумении, и капитан увидел, что он красив и что ему не больше сорока.
— Товарищ из милиции, — коротко пояснила женщина.
— Из милиции? — переспросил мужчина, изобразив веселое недоумение. — Чем это мы, скромные граждане, могли заинтересовать милицию?
Он держался этаким
— Капитан Зенич из уголовного розыска, — представился он, подавая мужчине удостоверение. — Тот поглядел в него. — Разрешите узнать, с кем имею честь?
— Сергиевский, — назвался мужчина, помолчав. — Старший инженер областного управления «Сельхозтехника».
— Позвольте, товарищ Сергиевский, взглянуть на ваши документы.
— Я сейчас, — сказал Сергиевский. Скрылся в соседней комнате. Вернулся с пиджаком, долго рылся в карманах и наконец нашел свой паспорт.
«Сергиевский Артур Петрович», — прочел капитан. Что ж, все верно. И про «Сельхозтехнику» верно. И про то, что инженер. Впрочем, зачем ему это скрывать?
— Что делали в Южном, товарищ Сергиевский?
— В Южном? — Мужчина не ждал подобного вопроса. — Ах, да, в Южном… Находился в служебной командировке.
«Артур Петрович… Интересно, как его жена называет? Артуша, наверное. Как бы поделикатнее выяснить, почему он оказался здесь, — спрашивал себя Зенич. — Вопрос тонкий, и, пока я его не задам, они так и будут краснеть, и не глядеть друг на друга, и тянуть время. Нет уж, лучше сразу».
Пока капитан прикидывал, с чего начать, мужчина сам пришел ему на помощь.
— Вчера вечером домой возвращался, — сказал он. — А автобус поломался. Время позднее, непогода, транспорта никакого… А тут Лена… Елена Петровна… Мы с ней в дороге познакомились…
Говорил он с большими паузами, и вся эта медлительность вытягивала душу. Зенич чувствовал себя неприятно, а женщина, наверное, тем более, но держалась, и только подергивание сплетенных пальцев да неестественная напряженность ее позы выдавали волнение.
— Она пригласила… и я пошел, потому что деваться, в сущности, было некуда, — на вздохе закончил инженер. — Вы не подумайте…
— Я ничего и не думаю, — оборвал его капитан и посмотрел на женщину.
Она кусала губы и, кажется, готова была разрыдаться. Качала головой, будто спрашивала себя: «Что же это я?»
— Вот и хорошо, — обрадовался инженер, но капитан не расслышал его последних слов.
Зенич пришел к ним с желанием ничего не испортить. Сейчас он чувствовал, что хочет совсем иного. «Странно, — говорил он себе. — Я моложе, я лучше, чем он, я один, я заслужил такую женщину. Может быть, я нужен ей, а она мне. Но сегодня здесь не я, а он. И не я ее защищаю, а он предает. Несправедливо».
Он понимал, что, думая так, думает обо всем, в чем его обошли.
— Я вас правильно понял? — настаивал инженер. — Вы сказали, что ничего не думаете? Значит ли это, что я могу идти?
— Значит, — сказал капитан. — И если можно, то побыстрее. Через пятнадцать минут автобус до Приморска.
Инженер не разобрал интонаций в голосе капитана.
— Спасибо, — сказал он. Исчез в соседней комнате. Появился в плаще и, с заискивающей улыбкой глядя на Зенича, пошел к двери.
— Артуша! — окликнула его женщина. — Вы забыли портфель.
Споткнувшись на ровном месте, Сергиевский прихватил портфель и выскочил наружу. Глухо хлопнула дверь.
— Ждете, что разревусь? — спросила капитана хозяйка. — Не дождетесь.
— Ждал, — честно признался капитан.
— Напрасно, — сказала женщина. И заплакала. Потом опрометью выбежала из комнаты.
Оставшись один, капитан начал искать сигареты. Нашел. Но не закурил. Сломал сигарету и, не найдя, куда выбросить, сунул в карман. Сел за стол, на котором остывал обед.
Спустя несколько минут в комнату вошла Лена Кузьменко и села напротив.
Зенич отметил, что теперь она выглядела хуже. «Впрочем, — подумал он, — слезы еще ни одну женщину не делали привлекательнее».
— Я живу одна, — сказала женщина, уткнувшись взглядом в стол. — Давно уже живу одна, хотя так было не всегда. Я специально выбрала эту глушь. Хотела спрятаться от всех. Иногда одиночество тоже радость. Когда тебе уже тридцать, и ты одна, и преподаешь язык и литературу в пятых — восьмых классах в маленькой школе на два села, не так уж много у тебя радостей в жизни. Только иногда и эта твоя единственная радость поперек горла становится.
— Я не дал бы вам больше двадцати пяти, — искренне сказал Зенич.
«Постой, — сказал он себе, — ты, собственно, зачем здесь?»
— Вы были вчера вечером в Южном? — спросил он, взяв официальный тон.
Женщина подняла глаза. Она начала понимать, что он здесь не случайно.
— Была, — сказала она.
Он не стал спрашивать, с какой целью. Ждал.
— Получила телеграмму от отца — мы не виделись уже три года. И вдруг его судно заходит в Южный.
— Какое судно?
— «Кустанай». Показать телеграмму?
«Снова «Кустанай», — отметил Зенич. — Воистину, все в этом мире связано».
— Не надо, — сказал он ей.
— Выпросила отпуск на два дня и помчалась. А отцу не до меня. Он капитан, и у него разгрузка. Пришлось уехать на первом подвернувшемся автобусе.
— По вине водителя этого автобуса сегодня утром произошла автомобильная катастрофа.
— О господи! — тихо сказала женщина.
— По дороге к вам подсел солдат. Кажется, пограничник…
— Да. Он впереди сидел, рядом с шофером. Скажите, что с ним?