Мир приключений 1986 г.
Шрифт:
В горле першило, губы пересохли, язык двигался с трудом.
Женщина не ответила, выпрямилась, сунула ноги в гэта, отодвинула в сторону дверь, как в купе поезда, и вышла. В замке с мелодичным звоном щелкнул ключ.
«Тоже неплохо. Запирать–то зачем? — недоуменно подумал Алексей. — Куда это меня занесло?»
Минут через десять ключ в замке повернулся и на пороге показался среднего роста мужчина в незнакомой моряку, но определенно военной форме зеленоватого цвета. Френч с накладными карманами, хорошо отутюженные брюки, коричневые ботинки. На плечах неширокие поперечные погоны,
— Как вы себя чувствуете? — Японец задал тот же вопрос, что и женщина.
Алексею показалось, что и голос у него как у женщины, разве что чуть–чуть грубее, и каждый слог он произносил так же старательно, как она.
— Хорошо чувствую. — Моряк попытался приподняться на локтях. — Где я? Как сюда попал? — Говорить ему было все–таки трудновато.
— Лежите. — Мужчина мягко уложил его на подушку, прикоснувшись растопыренной ладонью к груди. — Сейчас вы поедите и отдохнете, а утром поговорим. Так, я думаю, будет правильнее. — Заметив, что моряк хочет возразить и приподняться снова, он настойчиво повторил: — Лежите.
Затем японец обратился к женщине на своем языке. Из всей фразы Бахусов уловил только «Сумико–сан». Так, вероятно, ее зовут. «По–русски значит «чистая», — вспомнил он. Это имя где–то встречалось ему раньше.
Словно отвечая на его мысли, японец указал рукой на женщину.
— Моя жена, Сумико–сан. Она позаботится о вас.
Мужчина встал, отрывисто сказал еще что–то жене и вышел из комнаты. Женщина опустила свою ношу на пол, переложила на тумбочку с маленького столика книги, пузырьки и коробочки с лекарствами.
— Сядьте, пожалуйста, — тихо попросила она. — Вы можете сесть?
— Конечно. — Моряк приподнялся, сел и вытянул ноги.
Японка заботливо положила ему под спину подушку, поставила на его колени поднос и сняла крахмальную салфетку. Под ней оказалась круглая глубокая фарфоровая чашка с бульоном, тарелка с жареной рыбой и на плоском блюдце несколько плавающих в растопленном масле круглых лепешек, похожих на русские колобки. Запахло чем–то острым и очень вкусным. Защекотало в носу.
— Ешьте. — Она поправила подушку и одеяло. — Я скоро вернусь. Приятного аппетита.
Алексей при виде обильной пищи почувствовал нестерпимый голод и, как только за Сумико закрылась дверь, с жадностью набросился на еду. Съел он все, но, казалось, остался таким же голодным, как и до еды. Поставив поднос на стол, он прикрыл глаза и откинулся на подушку.
Бахусов не заметил, как снова появилась женщина, — так легки и неслышны были ее шаги. Он приподнял веки, лишь когда она, убирая посуду, звякнула чем–то металлическим. Широкие рукава кимоно слегка завернулись, и он мог видеть до локтя тонкие, смуглые и нежные руки. Она держала небольшой стеклянный шприц, наполненный желтоватой
— Дайте руку, пожалуйста. Не беспокойтесь, это совершенно не больно.
Моряк протянул правую руку. Она немного помассировала ее, перетянула у бицепса резиновым жгутом, ввела иглу и ваткой, смоченной в чем–то очень холодном, растерла руку.
— Теперь спать. Отдыхайте, — сказала она и стала убирать посуду.
Бахусов хотел что–то спросить, но язык отяжелел, мышцы лица будто окаменели, по телу, ставшему необыкновенно легким, почти воздушным, словно побежали, растекаясь по сосудам, вибрирующие горячие пузырьки. Глаза сами собой закрылись, и Алексей погрузился в мягкую, блаженную теплоту…
Проснулся он от беспокойного ощущения, что кто–то пристально смотрит ему в лицо. Стараясь дышать ровно, делая вид, что спит, Бахусов слегка приподнял веки. В комнате полумрак, горела лишь настольная лампа. Он увидел склонившееся над ним бледное, белое, как бумага, лицо Сумико. Она стояла у его изголовья и держала на согнутых в локтях руках какую–то одежду. Заметив, что он проснулся, японка улыбнулась:
— Вставайте. Сейчас пойдете в баню. А это, — она положила на край тумбочки сверток, — хаори и хакимо, ваш домашний костюм — вместо пижамы. Если чувствуете слабость, обопритесь на мое плечо.
— Я сам, сам. — Алексей в смущении выше подтянул одеяло, вспомнив, что, кроме трусов, на нем ничего нет.
— Не стесняйтесь, пожалуйста. Сейчас я не женщина, а ваш лекарь. — Она легонько потянула одеяло за край.
Бахусов сел на постель и опустил ноги на пол.
— Одеваться не стоит — только дзори на ноги. Идти недалеко, и здесь тепло. Пойдемте.
Он встал. Ноги подогнулись, задрожали колени, закружилась голова, в глазах запрыгали мелкие красные искорки. Заметив его состояние, Сумико осторожно снова усадила его на кровать.
— Посидите немного, пусть восстановится кровообращение, это скоро пройдет.
Несколько минут он сидел, приходя в себя.
— Ну, давайте еще попробуем?
Он опять поднялся и, положив руку на ее хрупкое плечо, сделал первый шаг.
— Вот так, молодец. Не торопитесь, потихонечку.
Они медленно вышли из комнаты, пройдя в конец темноватого коридора, свернули налево и остановились перед раздвижной дверью.
— Проходите. — Сумико пропустила его вперед.
Ванная комната сверкала чистотой. Слева у стены, облицованной кафельной плиткой, стояла деревянная широкая скамья, над ней вешалка для одежды. Справа большая, тоже деревянная, овальной формы лохань, стянутая широкими обручами. Над бурого цвета водой белым плотным облаком висел пар.
— Садитесь в ванну. Да не стесняйтесь, пожалуйста, — засмеялась Сумико.
Алексей снял дзори и сунул ногу в воду. От ступни вверх прошла густая и горячая волна.
Он встал обеими ногами на дно и присел. Тело сразу покрылось мурашками, приятно защекотало спину, потянуло ко сну.
— Вот мыло и мочалка. — Японка дала Алексею длинный пузырек с изумрудной жидкостью и губку из актинии. — Я вернусь через полчаса, пропарьтесь как следует, но не слишком. Старайтесь держать левый бок над водой: в нее добавлен хвойный экстракт.