Мир приключений 1986 г.
Шрифт:
Сейнер наведался сюда пополнить запас пресной воды, которую с берега доставлял пузатый, крепко сколоченный из деревянных брусьев кунгас. В его середине соорудили брезентовую, просмоленную по швам емкость, похожую на плавательный бассейн. С борта сейнера в нее опускали толстый гофрированный, обвитый проволокой рукав мотопомпы и перекачивали воду в танки.
«Алмаз» был особым судном, он не промышлял рыбу, а разведывал рыбьи косяки и сообщал о них на базу для наведения сейнеров, производящих лов.
Сейчас он стоял на якоре, носом к раскинувшемуся в полутора кабельтовых берегу. Прямо за кормой, в одной миле, возвышался зеленый от разнотравья, пологий, без скал и холмов, небольшой
На вымытой добела палубе, у кормового среза, проходящие на сейнере практику курсанты мореходки Бахусов и Артюхин, собираясь «подергать» камбалу, раскладывали донки. Рядом с ними, беспрерывно подавая советы, хлопотал молодой боцман Паучков. Пожалуй, редко кому так подходила фамилия, как ему. Невысокого росточка, кряжистый, с большой круглой головой, на которой выделялись выпуклые, тоже круглые глаза и рот от уха до уха, постоянно растянутый в довольной улыбке, он действительно очень походил на эдакого домовитого паучка. Но главное сходство заключалось, пожалуй, в коротких, кривоватых, кренделем, ногах и длинных, оттопыренных и согнутых в локтях руках. Он имел постоянную привычку переминаться со ступни на ступню, раскачиваться и, словно от чего–то отмахиваясь, мельтешить руками. Создавалось впечатление, что и рук и ног у боцмана больше, чем следовало по норме. Была у Паучкова и другая особенность — поучать.
— Ты, Ляксей, это самое, корюшку сначала насади, — назидательно наставлял он Бахусова, вытянув пистолетиком указательный палец и помахивая им. — А как первую камбалу заарканишь, разрежь, аккурат на кубики — Ребром ладони боцман показывал, как это надо делать. — На ее саму и лови. Понял?
— Понял, понял. — Алексей размахнулся и, едва не зацепив боцмана крючком за ноздрю картофелеподобного носа, бросил в воду донку. Тонкая леска, с тихим жужжанием разматываясь с катушки, скрылась в глубине.
— И как почувствуешь, опять же, это самое, пальцами рывок, — скрюченным, измазанным смолой пальцем боцман изобразил, как следует чувствовать рывок, — так сразу не пускай, а тяни, не мешкай. Она, камбала–то, хватает намертво. Понял?
— Понял, понял, не суетись, Паучок. Чего сам–то не ловишь?..
— Мне с вами чичкаться недосуг. — Он важно надул круглые щеки и выпятил живот. — Дела.
Артюхин тоже забросил снасти, зябко передернул плечами и, охватив их руками, облокотился на леер.
— На, надень, мне жарко. — Бахусов снял короткую нейлоновую куртку с белыми полосами на рукавах и передал другу.
— Ну, рыбальте, пойду помпу готовить, кунгас, должно, скоро пришлепает. — Боцман глубоко засунул руки в карманы штанов и, косолапя, засеменил на бак.
— Ты не замечаешь, вроде бы течение усилилось, а? — Бахусов показал на леску. — Ишь как ее потащило под самый киль. Смотри, что это?
Действительно, происходило что–то необычное. Вода резко
— Боцман! — громко позвал Бахусов. — Боцман! Паучок! На шкафуте, как мельница, размахивая руками, широко
разевая рот, появился Паучков Гул между тем перешел в грохот, и трудно было разобрать, что кричит боцман, указывая куда–то в пролив.
— Цунамь прет! Цунамь! Мотор заводи! — донеслось до ребят. — Бе–да–а!
Бахусов обернулся и обомлел Со стороны океана шла, Завиваясь пенным гребнем, огромная волна.
На палубу выскочили все, кто находился на сейнере. Люди заметались, забегали. Боцман и два матроса возились у брашпиля, пытаясь травить якорь. Кругом грохотало, будто тысячи груженных пустыми железными бочками самосвалов мчались по булыжной мостовой.
Волна приближалась.
«Алмаз» неожиданно ушел кормой вниз, нос его стремительно взлетел вверх, со звоном лопнула цепь, и он, развернувшись, подняв у форштевня два белых буруна, скользнул по гладкому склону прямо в стеклянно–зеленоватую стену. На миг стало темно, и тотчас все завертелось в бешеной круговерти. Алексей увидел: Артюхина швырнуло к планширу и, как боксера через канаты ринга, перебросило через леер в воду. В тот же миг Бахусова подхватило, обдало каскадом воды и он, ослепший и оглушенный, захлебываясь, полетел за борт.
Когда Алексей вынырнул, кипящий гребень уже пронесся, а сзади, за ним, шли большие, невероятно высокие волны, удивительно похожие на гигантские складки серой слоновьей кожи. Судно бросало, как щепку, метрах в двадцати позади моряка.
Бахусов завертел головой, закашлялся, зафыркал, кулаками протер глаза и огляделся.
Впереди, среди зеленоватых всплесков, мелькнула желтая куртка. Мощными взмахами, широко загребая воду, Алексей поплыл на помощь товарищу. Через несколько секунд он был рядом и, схватив Артюхина одной рукой за воротник, другой приподнял его лицо над водой. На правом виске зияла страшная, с рваными краями, рана, из уха темно–вишневой струей толчками текла кровь. Алексей просунул левую руку под мышки Артюхина, лег на бок и, работая правой, поплыл к берегу.
Волны подхватили их и понесли вперед. Он уже несколько раз задевал за что–то ногами, но встать не решался — поток был слишком силен и мог в один миг опрокинуть. Наконец скорость потока заметно ослабла и Бахусов почувствовал ногами землю. Он приподнял тело друга и по грудь в воде двинулся к небольшому незалитому отрогу, на котором прилепился маленький, сколоченный из неструганых досок сарайчик. Выйдя на сушу, он положил Артюхина на поленницу сложенных у стенки наколотых дров, расстегнул куртку и прижался ухом к его груди. Сердце не билось. Засучив рукав, он пытался нащупать пульс — его не было. Мертв. Бахусов, еще не веря в случившееся, в испуге отшатнулся, ноги его подкосились. Он оцепенел. В голове суматошно застучали мысли: «Надо же что–то делать! Бежать Звать на помощь». Он закричал и сразу убедился: в этом ералашном шуме все равно никто не услышит Он опустился на землю и, закрыв глаза, прижал ладони к ушам. Шум пропал.