"Мир приключений-3". Компиляция. Книги 1-7
Шрифт:
Так прошло около получаса в этом полусне, полугрезе оцепеневшего мозга. Когда, наконец, Флиднер наклонился снова над окуляром микроскопа, то, что оказалось в поле зрения прибора, было настолько неожиданно, что он вскрикнул.
Уже не было видно отдельных огненных линий или пучков лучей, — весь круг был охвачен бушующим огненным морем; дыбились и кружились пламенные вихри, уносясь слева направо вдоль тока. Флиднер инстинктивно схватился за рубильник и выключил электричество. Трансформатор умолк, и настала мертвая тишина, от которой сердце сжалось тоскливым предчувствием.
Картина под микроскопом изменилась мало. Также
Чего он в сущности испугался? Глупая игра расходившихся нервов. Просто, глядя на это еще новое явление, он вспомнил недавнюю фразу Дерюгина, повторявшего слова Астона о том, что исследования над внутри-атомной энергией — работа с огнем на бочке с порохом. И вот померещилось, что сию минуту развязанная им дикая сила разнесет вдребезги и лабораторию, и все вокруг. Какой вздор! Ну вот, — он остановил работу аппарата, и ничего не случилось. Правда, начавшийся процесс, видимо, продолжается дальше сам собою. «У что ж, — и отлично: теперь вопрос только в том, чтобы утилизировать освобождающуюся энергию, не расточать ее попусту.
Он взглянул на аппарат сбоку.
Под объективом микроскопа сияла видимая уже простым глазом яркая точка. Нагнувшись ближе, он с удивлением убедился, что стекляная трубка проплавилась, и бледно-синеватая звездочка вздрагивала снаружи прибора, у самой медной оправы. Неприятный холодок снова побежал по спине.
Машинально он протянул руку к блестевшей точке, но тотчас ее отдернул: пальцы обожгло, как раскаленным железом, и сильным ударом сотрясло все тело.
И вдруг ему показалось, что сверкающая точка растет на его глазах, что это уже не точка, а шарик величиной с горошину. Он протер глаза, снова взглянул и почувствовал, что волосы на голове у него зашевелились, а лоб покрылся холодной испариной.
Не отдавая себе отчета в том, что он делает, Флиднер схватил стакан с водою, стоящий на столе, и выплеснул содержимое под микроскоп. Раскаленная трубка с треском лопнула, осколки стекла посыпались на пол; облачко пара поднялось с шипением из-под огненного шарика, а сам он, слегка качнувшись, отодвинулся в сторону и остановился над мраморным столом, чуть вздрагивая, будто пульсировала в нем еле сдерживаемая сила.
И теперь было очевидно, что он растет с каждой минутой медленно, но неизменно. Флиднер поймал себя на том, что у него прыгает нижняя челюсть и зубы стучат друг о друга. Он стоял неподвижно, схватившись руками за стол, с помертвевшим лицом и дико вытаращенными глазами. Теперь было ясно.
Это — катастрофа, катастрофа, какой не бывало еще на земле, как ни дико было об этом думать. Вызванный им в крупинке газа распад атомов оказался настолько энергичным, их осколки с такой быстротой и сплои разбрасывались вокруг, что, наталкиваясь на соседние молекулы, разбивали их в свою очередь, и теперь процесс распространялся неудержимо от частицы к частице, освобождая скрытые в них силы и превращая их в свет, тепло и электрические излучения.
Он
И это сделал он, Конрад Флиднер… маленький, седенький старичек, за здоровье которого вчера пил гусарский полковник. Он вдруг начинает смеяться, все громче и громче, зубы стучат, нижняя челюсть прыгает, как на веревочке… Потом он бросается к двери и, распахнув ее, бежит без шляпы, с развевающимися волосами, по темным дорожкам сада, наталкивается на деревья, падает, снова поднимается и опять бежит к дому, не переставая смеяться…
Глава III
В УТРЕННИХ газетах под жирным заголовком появилось известие о самоубийстве профессора Флиднера. Мальчишки возвещали об этом пронзительными голосами, размахивая своими листками, которые они совали в руки прохожих.
Дерюгин узнал о происшедшем, уже подходя к институту, куда он шел на работу. Флиднер! Невозмутимый, каменно-спокойный Флиднер, больше похожий на машину, чем на человека.
Новость поразила инженера, как громом. Он чувствовал в ней событие более значительное, чем можно было Заключить из газет. Там объясняли случившееся внезапным приступом душевной болезни. На эту мысль наталкивала оставленная профессором записка, в которой непонятные фразы, лишенные, повидимому, всякой связи, свидетельствовали о хаосе мыслей, овладевших им перед смертью. «Всеобщее разрушение! Мировой пожар… Астон оказался прав… Это сделал я… Он растет с каждой минутой»… Это казалось просто набором слов. Но на Дерюгина бессмысленные фразы письма произвели потрясающее впечатление. Ему стало страшно. В них слышалась невероятная, нелепая угроза, которая вдруг показалась возможной. Он почти побежал, продираясь сквозь людской поток, по направлению к институту, и у самых дверей лаборатории столкнулся с Гинце.
— Что случилось? — спросил он у ассистента, стоявшего перед запертою дверью. Тот пожал плечами.
— Я знаю столько же, сколько и вы, коллега. Во всяком случае это огромная потеря для Германии, почти невознаградимая.
— Да, ужасный случай, — ответил инженер, — но я боюсь, что это еще не все…
— Что вы хотите сказать?
— Мне кажется, что случилось что-то в лаборатории. Вы не знаете, что там делал вчера вечером профессор?
Гинце подозрительно взглянул на говорившего и ответил неохотно:
— Кажется, он собирался попробовать новую установку, имевшую целью ускорить разложение атомов некоторых газов…
— Послушайте, Гинце, — заговорил Дерюгин взволнованным голосом, — я понимаю, что вам мои слова кажутся странными, может быть, дерзкими, но дело слишком серьезно, чтобы пререкаться из-за условностей. Я давно следил за работой профессора и интересовался ею. II теперь, повторяю, я боюсь, что там случилось несчастье.
Гинце молча пожал плечами; однако, он чувствовал, что и сам заражается смутной тревогой.