Мир Реки: Темные замыслы
Шрифт:
Такова была последовательность случайных событий, которые повлекли за собой переход Питера Джейруса Фрайгейта из состояния возможности в состояние реального существования. Если бы старый Уильям не решил взять старшего сына в Канзас-Сити, если бы содовая не привлекла Джеймса сильнее пива, если б девушка случайно не опрокинула стакан с кокой, то Питера Джейруса Фрайгейта попросту не существовало бы. Во всяком случае, не было бы той индивидуальности, которая сейчас носит это имя. А если бы его отцу ночью приснился сон, вызвавший у него семяизвержение, или он воспользовался бы презервативом брачной ночью, то он — Питер — тоже не родился бы. Или если той ночью родители не совершили бы полового акта, отложив это дело по каким-нибудь причинам, яйцо ушло бы или утонуло в менструальном тампоне.
А
Пусть побеждает тот, кто извивается быстрее других! Так оно и вышло. Но если подумать, то дело было очень близко к тому, чтоб Питера не возникло.
А за ним следовала орда его братьев и сестер in potentio, из которых далеко не всем было суждено осуществиться. Они умерли, либо опоздав, либо не появившись вообще. Какая безумная трата плоти и духа! Многие ли сперматозоиды несли в себе зачатки его воображения и писательского таланта? Или эти задатки были заложены в яйце? Или они возникли при слиянии спермы и яйца, создав комбинацию генов, возможную лишь в сочетании данного сперматозоида с данным яйцом? Три его брата не обладали творческим воображением и почти начисто были лишены обычного. Его сестра имела пассивное воображение, она любила фэнтези и научную фантастику, но склонности писать не имела. Что вызвало эти различия?
Окружение вряд ли может это объяснить. Ведь прочие испытывали те же влияния, что и он. Отец купил ту библиотеку маленьких красивых книжек в обложках из искусственной кожи… как, черт побери, было имя ее издателя?.. Это была одна из популярнейших домашних библиотек поры его детства. Но остальных его кровных эти истории не увлекали. Они не влюблялись в Шерлока Холмса и Ирену Адлер в «Скандале в Богемии», они не жалели монстра из «Франкенштейна», не дрались под стенами Трои с Ахиллом, не спускались в ледяные глубины, чтоб искать Беовульфа и Гренделя, не переносили вместе с Одиссеем невзгод его странствий, не сопровождали Путешественника во времени Уэллса, не посещали странные дикие звезды Олив Шнейдер, не убегали от ирокезов вместе с Натти Бумпо. Не интересовали их и другие книги, которые покупали ему родители: «Странствия пилигримов», «Том Сойер» и «Гекльберри Финн», «Остров сокровищ», «Арабские ночи», «Путешествия Гулливера». Они не рылись в небольшой местной библиотеке, где он впервые раскопал золото Фрэнка Баума, Ханса Андерсена, Эндрю Ланга, Джека Лондона, А. Конан Дойля, Эдгара Райса Берроуза, Редьярда Киплинга и Г. Райдера Хаггарда. Но не забыть бы и менее драгоценную серебряную руду: Ирвинга Крампа, А. Г. Хенти, Роя Роквуда, Оливера Кэрвуда, Джеффри Фарнолла, Роберта Сервиса, Энтони Хоупа и А. Хайят Верилл. Ведь в его личном пантеоне Неандерталец Ог и Рудольф Рассендил стояли почти вровень с Тарзаном, Джоном Картером Барсумским, Дороти Гейл из страны Оз, Одиссеем, Холмсом и Челленджером, Джимом Хокинсом, Аэшей, Алланом Квотермейном и Умслопогаасом.
В эту минуту самолюбие Питера приятно щекотала мысль, что он плыл на одном судне с человеком, послужившим моделью для легендарного Умслопогааса. А сам он работал палубным матросом для человека, породившего Бэка и Белого Клыка, Волка Ларсена, безымянного рассказчика из «До Адама», «Смока Беллью». Его безмерно радовало, что он ежедневно разговаривает с великим Томом Миксом, которому не было равных в излюбленных приключенческих лентах Питера, если не считать Дугласа Фербенкса-старшего. Ах, если бы Фербенксы были тоже на борту! Но с тем же успехом можно было желать присутствия здесь и Дойля, и Твена, и Сервантеса, и Бёртона… Особенно Бёртона. И еще… но, пожалуй, на судне уже становится тесновато. Будь доволен тем, что есть. Впрочем, он никогда не бывал удовлетворен имеющимся.
Куда ж его так занесло? Ах да! Случайность — другое название судьбы. Фрайгейт не верил, как верил Марк Твен, что все события, все черты характера человека твердо детерминированы.
«Со времени, когда первый атом великого Лаврентийского моря ударился о второй атом, наши судьбы предрешены». Что-то в этом духе сказал Марк Твен, вполне возможно, в своем пессимистичном эссе «Что есть человек?». Эта философия
Не верил Фрайгейт и в то, во что верил Воннегут, этот Марк Твен XX века, — что наши действия определяются исключительно химическим составом наших тел. Бог — это не Механик Великого Гаража на Небеси и не Божественный Нажиматель Кнопок. Если, конечно, он вообще существует. Фрайгейт не знал, что такое Бог, и часто сомневался, что Он есть.
Бог мог и не существовать, но Свободная Воля безусловно имела место. Правда, это была сила ограниченная, подавленная или испытывающая воздействие среды обитания, химикатов, мозговых травм, нервных заболеваний, лоботомий. Но человеческие существа не были простыми белковыми роботами. Ни один робот не мог менять настрой мозга и сам решать, как перепрограммировать себя, как вытащить себя наверх за ментальные шнурки от ботинок.
И все же мы рождаемся с различными генными комбинациями, и они до известной степени определяют наш интеллект, склонности, отношения, реакции — короче, наши характеры. Характер определяет судьбу, согласно одному древнему греку — Гераклиту. Но человек может изменить его/ее характер. Где-то там существует сила или сущность, которая говорит: «Я этого делать не буду», или «Никто не запретит мне делать то, что я хочу делать», или «Я был трусом, но сейчас я лев рыкающий!»
Иногда нам нужен внешний стимул или стимулятор, какой был у Железного Дровосека, у Страшилы и у Трусливого Льва. Ведь Волшебник дал им только то, чем они владели изначально. Мозги из смеси опилок, отрубей, булавок, иголок; шелковые сердца, набитые опилками; жидкость из квадратной зеленой бутылки с этикеткой «Смелость» — все это лишь безобидные возбуждающие лекарства.
С помощью мысли можно изменить свои эмоциональные реакции. Фрайгейт верил в это, хотя и не находил подтверждений в собственной практике.
Сам он был воспитан в семье приверженцев Христианской науки. Но когда ему исполнилось одиннадцать, родители послали его в пресвитерианскую школу, поскольку у них в это время наметился приступ религиозной апатии. Его мать в воскресные утра приводила в порядок кухню и ухаживала за детьми, а отец читал в это время «Чикаго трибюн». Хочешь — не хочешь, а Фрайгейт ходил в воскресную школу, а потом слушал церковную службу.
Таким образом, он получил два противоположных религиозных воспитания.
Одно верило в свободную волю, в то, что зло и материя — иллюзия, и в Дух как единственную реальность.
Другое верило в предопределение. Бог выбирал там и здесь мизерное число избранников для спасения, а остальным предоставлял свободу катиться в ад. И без всяких объяснений, почему это так. Что бы вы ни делали, изменить ничего нельзя. Раз божественный выбор сделан, все кончено. Вы можете жить чистейшей жизнью, молиться до изнеможения и надеяться. Но когда наступит конец вашего земного существования, вы попадете в изначально предназначенное вам место. Овны — те, кого Господь по необъяснимым причинам отметил своей милостью, — будут сидеть справа от Него. А козлища, отвергнутые по тем же таинственным мотивам, сбрасываются через специально приготовленный люк в огонь; и святые, и грешники — все равно.
Когда Фрайгейту было двенадцать, у него начались кошмары по ночам, в которых Мэри Бейкер-Эдди и Жан Кальвин [148] сражались за его душу.
И не удивительно, что, когда ему исполнилось четырнадцать, он решил послать обе религии ко всем чертям. Со всеми их верованиями. И все же с ним осталась выжимка правил истового пуританизма. Его уста не произносили грязных слов; он вспыхивал, когда слышал похабный анекдот; не выносил запаха пива и виски; даже если б он любил их, он все равно отверг бы их с отвращением и с наслаждением купался бы в чувстве морального превосходства, сделав это.
148
Мэри Эдди — основательница религиозной секты «Христианская наука»; Жан Кальвин — один из столпов Реформации, отличавшийся крайней религиозной нетерпимостью.