Мир Смерти против флибустьеров
Шрифт:
Язон думал ровно три секунды.
– Возвращаюсь к тому, с чего начал. В результате сей славной победы мы и стали бы законченными подонками, возглавив оставшуюся шайку бандитов. А вопрос об освобождении из плена отпал бы сам собою.
– Не убеждает, – пробурчала Мета.
Не мудрено: он и себя убедил недостаточно. Все это была, конечно, теория, если не сказать демагогия, и попытка самообмана.
В действительности Язона все эти дни мучила загадка: что же все-таки подтолкнуло его к, быть может, самому безумному поступку в жизни. Желание замолить грехи перед богом, в которого он никогда не верил? Желание покрасоваться перед любимой Метой, которая по определению не могла этого оценить? И то, и другое – чушь собачья! Так что же, всему причиной внезапно нахлынувшее нежное чувство к этой несчастной девочке, и ревность
Было еще нечто. Промелькнувшее, как комета по ночному небосклону и рухнувшее обратно в глубины сознания. Ведь было же какое-то странное ощущение, когда пьяный от крови Франсуа д'Олоне втаскивал рыжеволосую девчонку на корабль. Долли в тот момент еще могла идти сама, она двигалась как сомнамбула, как механическая кукла, у которой через секунду кончится завод толкающей ее вперед пружины, но яркие изумрудины глаз смотрели на Язона осмысленно. Да, он это точно помнит! И был удивительный всплеск в мозгу. Словно вся его телекинетическая (или какая там еще?) ему самому неподвластная энергия вдруг всколыхнулась мощной волной. И он почувствовал с остротой, доступной лишь экстрасенсу: что-то связывает его с этой девчонкой, он не имеет права бросить ее. Всплеск был могучим, но коротким. Понять он не успел ничего.
А потом Язон не раз пытался пробраться в сознание девочки. Ведь эту тайну нельзя было увидеть или услышать – только ощутить своим неведомым шестым чувством. И он пытался, как некогда в казино, концентрируя энергию на бесчувственных кубиках игральных костей. Пытался, но ничего не выходило. Эмоции, как и обычно, он читал безошибочно, но и только. Нечто глубинное и очень важное, хранящееся в этой юной головке, оставалось недоступным для него. Даже когда она заговорила, даже когда рассказала о себе, все что помнила. Даже когда они с Метой, частично доверившись ей, объяснили, что собираются работать на флибустьеров, но в собственных целях, что намерены отстаивать и впредь свой особый статус и на корабле, и на планете Джемейка, а потому ее, Долли в обиду ни в коем случае не дадут.
Психологический контакт установился между ними идеальный, а вот самый главный, сверхчувственный, по-прежнему никак не получался. Но Язон знал: что-то поможет ему, что-то должно произойти. И терпеливо ждал этого момента.
Раньше настал другой момент. Как всегда бесшумно и неощутимо вынырнули они из кривопространства и со слегка увеличенным тяготением начали тормозить. То ли спешили к какому-то конкретному времени, то ли это просто была традиции – на подлете к дому выдать экипажу полтора g, чтобы все утихомирились немножко и посерьезнели. Пираты, как успел заметить Язон, увеличенную силу тяжести переносили спокойно, тренированные были, но все-таки она была для них не родной, – это тоже чувствовалось. Так что Язон и сам старался не подать виду и Мете объяснил: полезнее будет изображать подавленность и вялость. Не надо Моргану знать, что Мета родилась и выросла при двойном g, да и Язон прожил не один год при таком тяготении. Во-первых, планет земного типа с подобной силой тяжести не так уж много в обитаемой вселенной, а во-вторых, вообще лучше скрывать свои козыри по возможности долго.
Трудно сказать, как именно Язон догадался, что они подлетают к Джемейке, но предположение оказалось абсолютно верным. Выяснилось это, когда Морган позвал к себе в капитанскую рубку всю троицу пленников.
– Следующая остановка – конечная, – сообщил он и счел нужным пояснить: – Так говорили в общественном транспорте на моей родной планете Казан. Знаете, что такое общественный транспорт?
– Привычка общаться с идиотами, Генри, делает твою речь порою очень утомительной от обилия в ней лишних вопросов и слишком подробных разъяснений.
Язон уже мог себе позволить разговаривать в Морганом в таком тоне. Морган поморщился, но в словесную дуэль вступать не стал, а сразу перешел к делу:
– В таком случае выслушайте, пожалуйста, необходимый краткий инструктаж. Вы пребываете на планету, носящую гордое имя Джемейка. Атмосфера азотно-кислородная, тяготение ноль девять g, солнечный спектр стандартный… Нестандартно другое. Планета живет по закону флибустьеров, и все жители строго соблюдают его. С полным текстом закона вы еще познакомитесь. А сейчас скажу о главном. Категорически запрещается
Он помолчал, очевидно, вспоминая, что бы еще сказать, несколько раз переводил взгляд с приборной панели на внимательных слушателей и обратно, а потом, зевнув, добавил:
– Да и посмотрел бы я, как вы без этого разрешения станете улетать в космос…
Страшно довольный этой фразой, вдруг хохотнул, повернулся к пульту и нажал кнопочку под экраном гравитометра.
Гравитометр показал не диск небесного тела, как можно было предположить, а просто яркую точку в центре и расходящееся от нее свечение, плавно угасающее к краям. Не только Мета, но и Язон, слишком хорошо понимали, что это означает: картина ближних замеров гравитационного поля, то есть корабль уже фактически висит над поверхностью планеты. Подтвердил это и газоанализатор, показавший стремительное вхождение в разреженные слои атмосферы. Меж тем на всех прочих экранах, включая фронтальный, по-прежнему мерцало звездное небо, и даже электромагнитные датчики показывали абсолютное отсутствие сколько-нибудь заметных возмущений в пространстве.
– Так значит, ваша планета полностью экранирована от внешнего мира? – напрямую спросила Мета.
– Вы удивительно догадливы! – съязвил Морган. – Вот только бьюсь об заклад, что о таком экране, как этот, вы и не слыхивали никогда. Через него не только лучи, но и корабли не проходят, без моего личного разрешения.
И он, довольный, захохотал.
Мета не знала, что значит «биться об заклад», даже Язон схватывал лишь общий смысл этого архаичного оборота, но ни тот, ни другая не посоветовали бы главарю флибустьеров в его ситуации биться обо что-нибудь, скажем, головой. А вдруг этот заклад все-таки твердый? Ведь не с подобным, а скорее всего именно с таким же непроницаемым экраном они двое были знакомы лучше, чем кто-нибудь.
Только сейчас об этом стоило помолчать.
Морган очень быстро набрал на клавиатуре сложную комбинацию букв и цифр – возможно, как раз пароль, и уже в следующую секунду все экраны словно взорвались буйством красок, вспышками бегущих кривых, столбиками данных, яркими, словно рекламные открытки, видами на горы и море. Одновременно грянула бодрая мелодия и красивый юный голос запел на весь корабль:
– Джеме-э-э-йка! Ты прекраснее всех во вселенной! Джеме-э-э-йка! Здесь бананы растут круглый год. Джеме-э-э-йка! Я скажу вам, друзья, откровенно На любимой планете под любимой звездой правит бал мой счастливый народ!Стихи были не ахти, но вместе с музыкой звучало это красиво. Во всяком случае, создавалось праздничное настроение. И в какой-то момент Язону причудилось, будто они просто посещают еще один курорт. Кассилия, Дархан, теперь Джемейка. Как это мило! Что у нас дальше по плану большого круиза? Ах, ничего? Как это ничего?!
«А вот так, Язон! – сурово ответил он сам себя, чтобы немножечко встряхнуться. – Именно здесь тебе велели остаться навсегда».
– Сэр Генри, – громко окликнул Язон, пытаясь перекричать музыку. – У вас тут наливают что-нибудь с приездом? Или такое событие отмечать не принято?