Мир в табакерке, или чтиво с убийством
Шрифт:
И – ни тебе «извини», ни тебе «поцелуй меня в за…тылок» – Отрока хватает дворцовая стража, волочит его за дворцовую стену, задает ему хорошую трепку, и, посчитав мертвым, там и бросает.
Тут мы начинаем дружно и громко свистеть. Хотя при этом никто не сомневается в том, что Отрок был довольно недальновиден, поверив этому злобному князю.
Далее Отрок впадает во что-то вроде комы, и снова появляется откормленный ангел в сапогах и ругается, как сапожник. Потом, однако, он прощает Отрока и навяливает ему подарочек – с виду похожий
В финальной сцене Отрок возвращается во дворец. Князь Зла в этот момент занят канонически королевским кутежом, и едва не помирает со смеху, потому что это ему теперь принадлежит что-то особенное.
Но тут Отрок выскакивает из-под стола и сдувает с ладони волшебную пыль в пламя свечи. Раздается чудовищный взрыв, все окутывается дымом, а когда дым рассеивается, мы видим, что во всем дворце не осталось в живых никого. За исключением Отрока, который чудесным образом выжил.
Он низко кланяется, получает охапку цветов, и на этом представление заканчивается.
Если, конечно, не считать выходов на поклоны. Мы дружно освистываем злобного дядьку, и развеселых мальцов, и Князя Зла, и радостно приветствуем откормленного ангела, и мерцающих эльфиков, и еще раз – Отрока.
Вот теперь все.
Ну, почти все.
Под гром аплодисментов появляется профессор Мерлин. Он взбирается на сцену и кланяется. В очень непродолжительной речи он благодарит зрителей и вытаскивает из кармана табакерку. Очень изящную серебряную табакерку, в форме гробика. Он трижды стучит по крышке – Отцу, Сыну и Святому Духу – потом берет понюшку табаку и засовывает его сначала в одну ноздрю, потом в другую.
И разражается громоподобным а-а-а-п-ЧХИ!Литавры бьют в последний раз. Сверкает молния, поднимается столб дыма.
И вот он был – и вот его нет.
Исчез.
24
– А-апчхи!
– Будьте здоровы.
Стихли крики и аплодисменты. Погасла рампа, и снова зажегся свет в зале. Как по сигналу, появились официанты с подносами, полными яств. Там были шкварки и шоколадки. Клубника в кокаине и кубки, полные абсента и мескаля.
Оркестр– марьячи снова зашелся развеселой мелодией, и народ вокруг принялся дрыгаться и извиваться. Мало кто, впрочем, пытался подняться на ноги, и действительно пуститься в пляс. Слишком много было сожрано. И еще больше выпито.
– Ну и фигня, – сказал Норман.
– Брось, – сказал я. – Это было великолепно.
– Ну и в чем тогда смысл?
Я многозначительно поводил руками.
– Ясно. Ни фига ты не понял, – сказал Норман. – Но с ослом мне понравилось.
– Ладно, пойду скажу «спасибо большое» профессору Мерлину. Интересно, куда он делся?
– Исчез. Сделал ноги. А-апчхи, и всем привет.
– Который час? – спросил я.
Норман вытащил из кармана
– Без четверти двенадцать, – сказал он. – Как летит время, когда веселишься, а?
– Ладно. – Я поднялся, расправил плечи, и сделал несколько глубоких вдохов. Вдох через нос, выдох через рот, как дышат, когда им предстоит что-то значительное, что-то БОЛЬШОЕ.
Прыгнуть с вышки, к примеру. Или на мотоцикле – через горящее кольцо.
А может даже, броситься в водопад. Или в атаку на русские пушки под Севастополем, верхом на коне, с саблей в руке.
Или…
– Ты чего это? – спросил Норман.
– Я же сказал – пойду схожу…
– Ты считаешь, меня интересует состояние твоего мочевого пузыря?
Я снова показал Норману кулак, и изобразил, как я наношу им серию сокрушительных ударов.
– Бац-бац-бац, – сказал я. – Норман в нокауте. Начинайте считать.
Норман закатил глаза и тоже поднялся.
– Ладно, – сказал он. – Вот что нам нужно сделать. Нужно найти женщину с зеленой помадой. Если на ней еще осталась эта помада. Наверно, всю смазала, когда запихивала в глотку чибисовые члены.
– Вот уж не слыхал про чибисовые члены.
– Скорее всего, их почти и не осталось. Я почти все съел на обед.
– Пошли, – сказал я Норману. – Подкрути свой павлиний костюм, и покончим, наконец, с этим делом. Я с гораздо большим удовольствием буду звать Санта-Клауса, когда мы поймаем эту бабу, свяжем ее и посадим под замок.
– Справедливо. – Норман возился с пультом управления. – Что-то разладилось, – сказал он, тряся пульт. – Похоже, контакты отошли. – С этими словами он нанес пульту – который с виду требовал крайне осторожного обращения – несколько сильных ударов. – Ага, заработало, – заявил он.
– Тогда пошли.
Я объяснил Норману свой хитрый план, которого, как мне казалось, мы должны придерживаться. План был прост, но очевидно эффективен. Я сказал, что все, что нам нужно сейчас делать – прогуливаться посреди развлекающейся толпы как можно беззаботнее, чтобы не возникало и тени подозрения, и так небрежно по ходу дела перебрасываться парой слов с каждым индивидуумом женского пола, одновременно украдкой разглядывая его (ее?) губную помаду. И тот, кто ее найдет, просто заорет другому: «Вот она, сучка зеленогубая!» – и мы вместе произведем гражданский арест.
Ну что могло не сработать в этом плане?
Ничего.
Кроме того, рассудил я, у меня будет возможность поболтать со всякими там звездами-знаменитостями, а может быть, даже настроить себя соответствующим образом, чтобы наилучшим образом звать Санта-Клауса.
По– моему, справедливо рассудил. В конце концов, это была моявечеринка.
– Пошли, – сказал я. – Начинай.
Норман начал, весьма незамысловато, со слов «Ну как настроение?», и я начал с того же.
– Как настроение? Нравится вечеринка?