Мир в XX веке: эпоха глобальных трансформаций. Книга 1
Шрифт:
Культура всегда знала переходы из жанра в жанр (например, опера или балет по мотивам сказки или литературного произведения), но в последние десятилетия мы имеем дело со своего рода тотальной интержанровостью (термин, сравнимый с понятием «интертекстуальность»). Изначальный жанр становится все менее актуальным для большей части реципиентов культуры. Так, большинство людей сегодня не читают «Собор Парижской Богоматери» В. Гюго, но знают одноименный мюзикл, для многих россиян «Собачье сердце» М. Булгакова известно по экранизации, а в мире такая же судьба у «Доктора Живаго» Б. Пастернака и «Лолиты» В. Набокова — это в первую очередь фильмы. Произведения же, послужившие для них основой, для большинства потребителей культуры неизвестны и непонятны. Транслятором литературных
Действительно, пользуясь терминологией постструктурализма, современная культура все больше бытует в режиме ризомы–грибницы (термин введен Ж. Делезом и Ф. Гваттари в 1976 г.). Речь идет о нелинейном способе организации, когда из любой точки самой культуры можно попасть в любую другую точку, причем предугадать, как и куда произойдет это попадание, практически невозможно. С одной стороны, строгий коммерческий расчет, с другой — броуновское движение, почти энтропия.
В этом смысле противостояние «элитарности» и «массовости» (не столько самих понятий, сколько их содержания) теряет свою актуальность. «Элитарное» неизбежно стремится быть «массовым» и наоборот. Миф об их неизбежной и непреодолимой противоположности — сродни мифу о противостоянии средневековой куртуазной и карнавальной культур, берущем свое начало в работах советского исследователя М. Бахтина.
В культуре XX в. можно наблюдать схожую картину. В 1980-е — 1990-е годы появляются произведения, которые находятся между этими полюсами: с одной стороны — серьезный культурный фон, с другой — облегченное, «захватывающее» изложение, например, в форме детектива. Классический литературный текст такого рода — «Имя розы» (1980) У. Эко (книга экранизирована Ж.-Ж. Анно в 1986 г.). Здесь искушенный, «элитарный» читатель принимает правила игры (для него это именно «игра»), а «массовый» читатель «приобщается к высокому». Но произведения У. Эко написаны специалистом в области семиотики и истории культуры, а продолжение тенденции в бестселлерах Д. Брауна уже превращается в пародию.
Литературный процесс второй половины XX в. представляет собой чрезвычайно пеструю картину. Трудно выявить в его истории некие доминирующие тенденции. Историки культуры и литературы чаще всего говорят о ней как о литературе постмодерна (термин этот впервые употребляет Ж.-Ф. Лиотар в 1979 г.). Ей свойственен отказ от традиционного для классической литературы поиска истины, идеалов; вместе с этим пересматриваются все базовые традиционные взгляды на литературу и на культуру в целом. Больше нет драм, романов или элегий, а есть тексты, которые взаимодействуют с другими текстами в режиме «интертекстуальности», «аллюзивности», «скрытого цитирования», «прецедентности». Все может быть проинтерпретировано как угодно. Тексты дробятся, децентрируются на произвольные фрагменты, «дискурсы», которые свободно взаимодействуют.
Постмодернизм начинается с критики тоталитаризма, тоталитарной идеологии, а в дальнейшем понятие «тоталитаризм» максимально расширяется. Тоталитарным объявляется все, что является хоть как–то «центрированным», и даже понятия «идейное содержание произведения» или «система образов» под этим углом зрения становятся «проявлениями тоталитарного мышления». Тексты превращаются в некое броуновское движение дискурсов.
Пик популярности постмодернизма приходится на конец 1970 — начало 1980-х годов. Тексты англичан Дж. Барнса или П. Акройда, итальянца У. Эко, серба М. Павича или «французского чеха» М. Кундеры строятся именно так.
Постмодернизм проявляется в некоем умонастроении, которое в той или иной степени может отражаться в литературных произведениях в виде специфических приемов. Важно иметь в виду, что аналогичные умонастроения были и в прошлом. Например, исследователи пишут о том, что на современный английский постмодернизм повлиял писатель XVIII в. и один из первых
Итак, литература (и культура) второй половины XX века — это сложное и многогранное явление, частью которого является так называемый постмодернизм. Его можно рассматривать как подход к творчеству, который подразумевает принципиальный отказ от постановки традиционных, ключевых общечеловеческих, ценностных вопросов и замену их формальными, техническими экспериментами с «текстом», с его «концептами» и «дискурсами».
Сама же литература в этот период продолжает быть все тем же, чем она была на протяжении веков, а именно художественным отражением–постижением действительности. Другое дело, что на современном этапе кардинально меняется сама реальность. Население Земли за столетие выросло в четыре раза. Завершилась самая кровопролитная война в истории человечества. Освоена атомная энергия. Поставлен грандиозный, не знавший аналогов в прошлом, коммунистический эксперимент. Открыта космическая эра, началась информационная эпоха, изобретен компьютер. И все эти «прорывы» прогресса, наряду с позитивными, дают свои негативные результаты. Есть от чего «постмодернистски растеряться» и отказаться от «активно–серьезного» отношения к жизни.
Одна из самых влиятельных литератур второй половины XX в. — французская. С 1945 г. до конца 60-х годов здесь доминируют социально–политические темы. Часто по отношению ко многим писателям применяется термин «ангажированность» (например, «анагжированный экзистенциализм» Ж.-П. Сартра). Антифашизм, болезненная реакция на войну во Вьетнаме и особенно в Алжире (1954 — 1962), наконец, майские баррикады 1968 г. — все это было в центре внимания литературы. Политический подтекст присутствует и в «театре абсурда» Э. Ионеско («Носороги»). Очень сильны во Франции были левые, в том числе марксистские и просоветские настроения. Эта популярность стала ослабевать после ввода войск в Венгрию (1956), а затем в Чехословакию (1968). В 1970-1980-е годы литература стремительно деполитизируется и на первый план выходит повседневная жизнь и эстетические поиски.
Уже в 1950-е годы во французском «новом романе» выдвигается новая эстетическая доктрина — шозизм (буквально «вещизм»). Представители «нового романа» (другое название, данное этому направлению Ж.-П. Сартром, — «антироман») противопоставили себя бальзаковской традиции, отказавшись от изображения вымышленных персонажей и событий. Это своего рода «эстетико–психологический документализм» («натурализм»), где все превращается в «вещи», в «объекты», которые произвольно чередуются, сменяя друг друга без всякой сюжетной логики, якобы «как в жизни». Из повествования выпадает герой как таковой. Глубинно такой подход к литературе был родственен появившимся в то же время «антидраме», «новой критике» и «новым волнам» в кинематографе.
В 1970-е годы такой метод закономерно исчерпывает себя, потому что он планомерно «расчеловечивает» литературу. Ослабевает к концу века и интерес читателя к постмодернизму. Возвращается сюжетное повествование, как правило, изображение обычного, «простого» человека (романы Б. Клавеля). Другие авторы, такие как П. Модиано, в своих текстах изображают усталость, разочарованность современного человека в обществе, крушение идеалов.
В реалистической литературе этого времени воспроизводятся извечные образы «маленького» человека и человека «лишнего», не находящих своего места в современном обществе потребления. Они фатально «тонут», растворяются в «вещах», теряя индивидуальность. Можно говорить о своеобразной художественной нейтрализации «лишних» и «маленьких» людей, которые теперь лишены нереализованных сил и сочувствия автора.