Мир Ванты Ху
Шрифт:
– Раньше на бумагу, теперь в буквенное поле ноутбука можно излить свои впечатления, чувства, переживания, радость, горе. Поделиться. С самим собой. Если не можешь не писать – пиши. Такая простая формула.
– Это правильно, – согласился Егор.
Буровик Плещеев был серьёзным, мудрым человеком. За неприметной внешностью скрывалась глубина осознания примитивной земной жизни. Хотя суровый «боевик» Серёга иронично назвал его «клоуном», но это лишь означало: Егор не вписывался своей личностью, образованностью, образом жизни в непритязательный мир работяг, озабоченных заработками, отдыхом у Чёрного моря или «за искристым бугром», «с тёплой, красивой бабой под боком». Ещё раз в год – с детьми. Но
– Рассуждаете как старик, умудренный опытом. Сколько вам лет? – спросил Сценарист. – И зим?!
– Давайте на ты. Не против?
– За. Сколько тебе сейчас?
– Двадцать восемь, – ответил Егор.
– Почему решил уйти из жизни в тридцать два?
– За меня решили, – отвечал Егор с мягкой улыбкой философа. По утомлённому, измождённому виду, обветренной, загорелой коже лица и рук вполне ещё молодого человека было видно: буровику пришлось многое пережить в жизни. Он щурился задорно, как мальчишка, кто задумал подшутить над собеседником. Но подшутить сложно, затянуто, увлекательно.
– О многом знаю наперёд. По жизни больше не суечусь. Успокоился. Иду медленно. Дышу ровно, – негромко сказал юный мудрец Плещеев.
До начала съёмок телесериала, приезда группы из Москвы оставалась неделя, точнее десять дней. Времени, свободного для посиделок по вечерам, ещё было предостаточно, можно было довериться интересному и необычному рассказчику.
Минут через десять случайная компания в кафе отвлеклась на свои шумные застольные беседы обо всём и ни о чём, с пьяными выкриками, нелепыми тостами. Сценарист, как самый заинтересованный, предложил Егору перебраться в его номер на третьем этаже гостиницы и продолжить чаепитие с беседами.
Они собирались уйти «по-английски», ни с кем не прощаясь, направились к выходу. Подпитой, с мутными глазами, неунывающий Серёга с другого конца застолья лишь вскинул кулак в испанском жесте «Но пасаран!» 17 .
В блоке из двух номеров одноместный представлял собой скромную комнатку метров на десять квадратных. С кроватью с деревянными спинками, шкафчиком для одежды, креслом, стулом, традиционным крохотным телевизором на кронштейне, закреплённым на стене на уровне головы.
17
Испан. No pasaran! – «Они не пройдут!» – призыв испанских интернационалистов, известный с времен войны в Испании 1936–1939 годов.
Рассказчик расположился в кресле у журнального столика. Сценарист вскипятил воду в походном электрочайнике, заварил в гранёных стаканах японскую сенчу 18 . Он был любитель зелёных чаев.
– С чего ж начать? Вернее, продолжить. Если вам действительно интересно, – прогудел Плещеев как бы нерешительно, впрочем, уже был совершенно уверен, приезжий «писатель для кино» проглотит с удовольствием и благодарностью любую, самую фантастическую историю.
– Мне очень интересно. Приехали снимать кино. Хочу задержаться после съёмок, проникнуться местной экзотикой. Бывал ранее в Хантах, Сургуте, Когалыме. Документальный фильм прилетали снимать в начале восьмидесятых. Художественный снимали в 1988 году. Фильм «Абориген» с Владом Галкиным в главной роли. Не видели?
18
Китайский листовой чай – сенча, глубокой пропарки. Один из самых популярных зелёных чаев Японии и Китая. С японского «сенча» переводится как «обжареный чай».
–
19
Помощник бурового мастера.
– Знаете, на буровой с годами тупеешь, отекаешь мозгом, – признался рассказчик. – Устаёшь дико. Сидишь, бывало, заспиртованной грушей в бытовке после смены и не воспринимаешь чужих, ненужных слов, наставлений, нареканий начальства, пустопорожних бесед, приколов коллег. Отдыхаешь. А сутками пашешь, пашешь, пашешь. В мороз, жару, ливень. Зарабатываешь. Деньги, деньги, деньги! Тратишь, тратишь, тратишь. Вроде живёшь материально неплохо. Но время исчезает вместе с деньгами и здоровьем, тает незаметно. Безследно. И уже маячит впереди мутный барьер забвения и небытия…
Совсем непростой буровик и работяга, каковым он пытался прикинуться при первой встрече, Егор Плещеев выказал образованность, грамотность, начитанность, примолк, смутившись высокопарной фразы.
– Мозг в однообразной, отупляющей работе застывает. Через пару лет, кажется, не смогу серую свою массу разбередить. Числюсь среди своих чужаком, словоблудом, массовиком-затейником, клоуном. Но, как понимаете, незатейливая болтовня, беседа – приём разминки, оживляж мозговых извилин.
– Сам болтуном стал отменным, – признался Сценарист. – Собеседника не расшевелишь молчанием.
– Вот-вот, – добродушно улыбнулся Егор. – Мне хочется отдачи. Во взгляде, в интересном споре, в живой беседе. В оценке моих бредней другими.
– Вы упомянули об отце, – напомнил Сценарист.
– Да-да. Отец по профессии был археологом, но интересовался многим. Всем. Архивариус он знатный был, собиратель… всего самого необычного. Эрудит. Мог ответить на любой… практически, на любой вопрос. С советских времён, когда замалчивали подобную информацию, собирал свидетельства очевидцев о самых странных земных, небесных явлениях в нашем крае, об аномальных зонах, об НЛО. О многом подобном. Раскладывал по отдельным папкам вырезки из газет, журналов.
В детстве мне запомнился его рассказ о встрече во время войны американца на «Мустанге» 20 с «летающей тарелкой», которую пилот принял за летательный аппарат фашистов. Отец перевёл статью с польского языка. Под впечатлением приукрашенного пересказа отца я срисовал, скопировал журнальную иллюстрацию, хвастал перед школьными друзьями, откровенно врал, что именно мой дед воевал, летал на американском истребителе и встретил инопланетную тарелку в небе. Часть этой фантазии была правдой.
20
Американский истребитель Р-51 «Мустанг». Во время Второй мировой войны были поставки самолетов в СССР.