Мираж черной пустыни
Шрифт:
— Это настоящая дискриминация, — жаловалась она Дэвиду. — Африканские женщины получают такое же образование и выполняют ту же работу, что и белые, но при этом никто на нас не смотрит как на равных. Так зачем же стараться?
В этот момент она открыла глаза и увидела, что находится в какой-то пещере.
Она пыталась понять, реальность это или еще один сон. Сухие листья, на которых она лежала, казались ей вполне реальными, так же как и боль в руках и ногах. В этой странной пещере было тепло и сухо, в центре горел костер, отбрасывающий слабый свет на людей, которые, сгорбившись,
Ваньиру попыталась разглядеть этих людей, затем схватилась за живот и поняла, что ребенка там нет.
Она попыталась что-то сказать, но вместо слов с ее губ сорвался стон. Одна из фигур, сидящих вокруг костра, поднялась и направилась к ней. Это была женщина, державшая в руках новорожденного ребенка.
— Твой сын, — негромко произнесла она.
Ошеломленная Ваньиру протянула руки, взяла своего сына Кристофера и поднесла его к груди, которую он сразу начал жадно сосать. Она внимательно смотрела на женщину, которая присела рядом с ней. По чертам ее лица Ваньиру догадалась, что женщина была из племени меру.
— Где я? — сумела наконец она произнести.
— С нами ты в безопасности. Ничего не бойся, сестра.
Ваньиру крутила головой, рассматривая просторную пещеру. Теперь она заметила, что там было много людей; они сидели вдоль стен, спали в углах и на выдолбленных в стенах ложах. Она увидела сделанную из бамбука мебель, большие ящики с надписями на английском языке, автоматы, составленные в темных углах пещеры. Учитывая количество людей, находившихся в пещере, там царила странная тишина; но запахи были знакомыми, успокаивающими, а женщина, сидящая рядом с ней, улыбалась одобряюще.
— Кто вы? — спросила Ваньиру.
— Мы нашли тебя в лесу и принесли сюда. Здесь ты среди друзей.
Женщина помолчала, затем добавила:
— Это наша земля.
Она многозначительно посмотрела на гостью, будто ожидая от нее какого-то определенного ответа.
Но обессиленная и растерянная Ваньиру смогла лишь пробормотать:
— Я… я не понимаю. Кто вы?
Улыбка исчезла с лица женщины, и она произнесла торжественно, почти печально:
— Мы ухуру, сестра. Мы May May.
44
Моне казалось, что поезд никогда не приедет.
И вот наконец послышался свисток, затем грохот; показался дым, клубами поднимающийся в небо. Люди толпились на платформе: одни, как Мона, встречали поезд, другие приготовились штурмовать вагоны и бороться за удобное место до Наньуки. Она не поднялась на платформу, осталась у своего «лендровера» и теперь с нетерпением наблюдала за тем, как поезд замедляет ход и наконец останавливается. Она даже не взглянула в сторону вагонов первого и второго классов, где путешествовали белые и азиаты, а не отрываясь смотрела на вагон третьего класса. Вскоре — а ей показалось, что прошла целая вечность, — она увидела его.
— Дэвид! — закричала она и замахала рукой. Он поднял глаза, улыбнулся и помахал в ответ.
Мона бросилась сквозь толпу и встретила его со словами:
— Мне уже стало казаться, ты никогда не приедешь! Я соскучилась по тебе, Дэвид! Как там Уганда?
Они разместили его вещи в багажнике, Мона
— Я не смог привезти с собой паразитов, которые могли бы уничтожить войлочников, — сказал он, когда они выехали на мощеную дорогу. — Но мне удалось заехать в исследовательский центр Джакаранда и немного понаблюдать за исследованиями, которые они там проводят. Они вывели там несколько паразитов.
— Кому-нибудь удалось остановить нашествие вредителей?
— Пока нет.
— В округе Верхний Киамбу два случая заболевания кофейной ягоды.
— Да, я слышал. Но распространение заразы удалось остановить, погибла только часть урожая.
Они ехали по узкой дороге, одной из многих, проложенных итальянскими военнопленными во время войны. Дорога петляла среди холмов между Киганджо и имением Тривертонов, пересекая утопающие в зелени плодородные угодья, где среди посевов кукурузы, банановых рощ и сахарного тростника то тут, то там виднелись небольшие круглые хижины. По обочинам носились в пыли дети, завидев машину, останавливались и что-то кричали ей вслед. Женщины, которые, согнувшись, волокли воду и дрова по тропинке, идущей параллельно дороге, поднимали руки в приветственном жесте. Мона махала им в ответ, чувствуя, как неожиданное счастье и радость переполняют ее впервые за те два месяца, что она управляла фермой одна, без Дэвида.
— Что еще нового ты узнал в Джакаранде? — спросила она, бросив быстрый взгляд на сидящего рядом мужчину. Несколько дней назад Мона слышала, как тетушка Грейс говорила, что Дэвид Матенге — копия своего красивого отца-воина.
— Они все еще считают, что самый надежный способ борьбы с войлочником — это обмазывание жиром. Кофейный совет рекомендует «синторбит» и «остико». В Джакаранде экспериментируют с «дилдрином», новым инсектицидом производства «Шелл Кемикалс».
Дэвид поудобнее устроился на сиденье, выставил руку в окно, взглянул на Мону.
— Как дела на ферме?
— Сумела продать наш последний урожай по четыреста двадцать пять за тонну.
— Это намного больше, чем в прошлом году.
Она засмеялась:
— Так ведь и затраты на управление фермой значительно выросли. Дэвид, как же я рада, что ты вернулся!
Он внимательно посмотрел на нее, затем отвернулся. Мимо проносились зеленые холмы и глинистые проселочные дороги; то тут, то там на фоне пронзительно голубого неба зеленели густые банановые рощи. Дымок спиралями поднимался от конусообразных крыш, крытых соломой. Дэвид почувствовал, что он соскучился по этому мирному, такому знакомому пейзажу. И по Моне он тоже соскучился.
— Зайдешь ко мне попить чаю? — предложила она, объезжая вокруг Белладу и паркуя машину между видавшим виды «фордом» и запыленным «кадиллаком», первым из которых активно пользовались каждый день, в то время как лимузин не двигался с места уже несколько лет, с самых похорон леди Роуз. — Или хочешь отдохнуть с дороги?
Дэвид выбрался из машины и отряхнул пыль с брюк.
— Я в поезде выспался, так что с удовольствием выпил бы чаю.
Мона обрадовалась:
— Отлично! — И последовала за ним по ступенькам на кухню.