Мираж в обручальном кольце
Шрифт:
— Ясно, — кивнула Катька. — Бывает…
— А после больницы Галину словно подменили, — сказала Ирина, кладя себе на тарелку кусок бисквитного тортика. — На завод она вернулась, но проработала совсем недолго. Потом сказала, что подала документы на юридический и что ее приняли. Уволилась и переехала из нашего рабочего общежития. И больше я ее до той случайной встречи в метро не видела.
— Она вам что и телефона не оставила? — удивилась я.
— Нет, — покачала головой Ирина. — Какой телефон? Говорю же, она в студенческое общежитие переехала.
— А в
— Действительно, — кивнула Ирина. — Навещала. В больницу Красина ее увезли. Знаете, где такая?
— Знаю, там же, на Ржевке, находится, — обрадовалась я.
— Вот, вот, — кивнула Ирина. — Там Галька и лежала.
Выйдя от Ирины, мы с Катькой переглянулись. Время было уже восемь часов вечера. Но Прапор с Серегой еще не звонили. А значит, мы вполне могли перед встречей с ними успеть смотаться в больницу и узнать там насчет Галины. Что мы и сделали, верней, попытались сделать. По причине позднего времени в справочном больницы все данные о двадцатилетней давности больной нам выдать отказались.
— Приходите завтра, — увещевала нас вся накрахмаленная молоденькая медсестра. — Сегодня все равно никого из врачей нет.
— Но дежурные же есть, — настаивали мы.
— И компьютеры уже выключены, — убеждала сестричка.
— Компьютеры можно включить. Девушка, поймите, дело идет о жизни и смерти. Для нас очень важно поговорить с лечащим врачом нашей подруги. Можно сказать, он наша единственная зацепка.
— Ладно, — наконец сдалась медсестра и подсела к зашумевшему компьютеру. — Как фамилия врача, у которого лечилась ваша знакомая?
Мы растерянно молчали. Фамилию врача мы у Ирины спросить не догадались. Да и что толку, если бы и спросили. Женщина наверняка ее давным-давно забыла, если когда-нибудь и знала. Медсестра выжидательно подняла на нас глаза. Поняв по нашим лицам, что фамилии врача ей от нас не видать, она вздохнула.
— Ладно уж, — сказала она. — Все равно из тех врачей, кто проработал тут больше двадцати лет, осталось всего два человека. И вам повезло, один из них сегодня как раз должен остаться на ночном дежурстве. Пухов Иван Алексеевич.
— А как нам его найти? — спросила Катька.
— Я провожу, — откликнулась медсестра.
Она провела нас на второй этаж и, остановившись перед окрашенной белой краской дверью, деликатно постучала в нее.
— Иван Алексеевич, простите за беспокойство. Вы не заняты?
— Ну что вы, Лидочка, — откликнулся из-за двери приятный мужской голос. — Совсем не занят. А для вас я и вообще всегда свободен.
Дверь открылась, и на пороге возник симпатичный мужчина сорока с хвостиком лет. С умным, немного усталым лицом. Кожа на щеках и подбородке была аккуратно выбрита, а небольшие аккуратные усики ничуть доктора не портили. С некоторым недоумением он воззрился на нас с Катериной.
— Эти девушки к вам, — порадовала Ивана Алексеевича медсестра и испарилась.
— М-да? — задумчиво проблеял врач, глядя вслед удаляющейся девушке.
Затем он снова перевел взгляд
— И чем могу быть вам полезен? — поинтересовался он. — Что, дело такое срочное, что до утра подождать не может?
— Очень срочное, — горячо заверили его мы.
— Что ж, — пожал плечами врач, — тогда я вас слушаю.
— Лет двадцать назад у вас в больнице лежала одна пациентка, — начала Катька. — Мухина Галина. Нам нужно побеседовать с ее лечащим врачом.
— Двадцать лет назад, говорите? — задумчиво повторил врач с легким сарказмом в голосе. — А теперь срочно понадобился ее врач? И чем же могу помочь, милые девушки?
— Ну, вы же тут самый старый сотрудник, — сказала Катька.
Ее слова почему-то обидели Ивана Алексеевича, и он надулся.
— Совсем я не самый старый! — возмутился он. — Есть и постарше меня сотрудники.
— Ой, мы не то хотели сказать! — смутилась я. — Простите.
— Нет, но действительно, чем могу быть полезен? — продолжал дуться Иван Алексеевич. — Даже если двадцать лет назад среди моих больных и была эта пациентка, то как я могу ее помнить? Какой у нее хоть диагноз-то был? Селезенка, желудок, аппендицит? Если аппендицит, то сразу могу предупредить, что я ее точно не помню. У меня этих операций только за первый год ординатуры было без малого три десятка.
— Дело в том, что это был не совсем обычный случай, — сказала я. — Девушка работала на химическом заводе и случайно упала в чан с раствором хлорки. После чего ее, конечно, немедленно госпитализировали. И привезли к вам, потому что и завод этот находился неподалеку.
Уже в середине моей тирады по лицу Ивана Алексеевича мелькнуло странное выражение, словно он вспомнил, о ком идет речь, но радости ему это не доставило. Но вслух он лишь коротко сказал:
— Проходите!
Посторонившись, он пропустил нас в свой кабинет. Сам плотно прикрыл за нами дверь, сел в кресло возле стола и закурил. Жадно сделав несколько затяжек, он спросил:
— Прежде чем мы начнем разговаривать, скажите, зачем вам это нужно? Вы что, ведете профессиональное расследование? Так я сразу же хочу вас предупредить, что тот человек уже давно не работает по специальности. Теперь он педиатр в районной поликлинике. Не думаю, что и педиатр из него получился хороший, но все же… все же непоправимый вред, работая педиатром, причинить трудно. Поэтому мне не хотелось бы называть фамилию этого врача. Он и сам понял, что ошибся, пойдя работать хирургом. И как мог, исправил эту ошибку.
— Нет, нет, — помотала головой Катька. — Если вы в курсе того, что произошло двадцать лет назад, то нам нет дела до фамилии лечащего врача Галины. Нам просто необходимо знать, что же произошло с Галиной.
Иван Алексеевич молчал. Нужно было его дожать. И я произнесла:
— Видите ли, произошло убийство. Мухина одна из подозреваемых. И нам с коллегой поручили в мельчайших подробностях проверить всю подноготную ее и остальных причастных к этому делу.
— Впервые вижу, чтобы наша милиция работала с таким тщанием, — недоверчиво пробормотал Иван Алексеевич.