Мираж
Шрифт:
Рейнгард молчал, опустив глаза.
— Говори, я хочу знать! Ты любишь Эльзу?
— Да… жену моего друга! Одна мечта о счастье уже представляет измену ему. Я должен уехать навсегда.
Зинаида собрала все свои силы; она не хотела давать волю своему отчаянию в его присутствии.
— Уйди, — сказала она едва слышно. — Оставь меня одну!
Рейнгард сделал к ней шаг в порыве жгучего раскаяния.
— Неужели я должен был молчать? Моя судьба приносит тебе всегда только горе! Это какой-то рок!
— Уйди! — повторила Зинаида с внезапно прорвавшейся
Рейнгард понимал, что должен уйти, и повернулся к двери.
— Прости. Я не мог иначе. Прощай!
Дверь за ним закрылась; Зинаида осталась одна. На этот раз страстного взрыва горя не было; последний и притом самый тяжелый удар сломил все силы, которые еще у нее оставались.
Она хранила в сердце, как святыню, свою девичью любовь и, как ни горько жаловалась на гордость Рейнгарда, разлучившую их, никогда не сомневалась в его любви; она верила в нее твердо, непоколебимо. Теперь и эта вера была разбита; Зинаида чувствовала в эту минуту, что он никогда не любил ее.
Итак, значит, Эльза заставила Эрвальда узнать страсть. Да, он бессознательно любил прелестную, необузданную девочку, потому что натолкнулся на сопротивление с ее стороны, а теперь любит красивую, суровую жену друга, выказывавшую по отношению к нему ледяную холодность. Она была недоступна для него, и все-таки он жертвовал ради нее женщиной, беззаветно отдававшейся ему; он не хотел счастья с другой.
Буря рванула плохо запертое окно, обе половинки его со звоном распахнулись, и в комнату хлынул поток дождя. Зинаида оглянулась, медленно встала и подошла к окну. Ее большие темные глаза горели на мертвенно-бледном лице; она прислонилась к косяку окна и устремила взгляд на бушующее озеро. Как дико метались и пенились волны!.. Но под ними в глубине был покой.
Не первый раз Зинаида прислушивалась к этому манящему и в то же время пугающему голосу; его шепот часто раздавался в ее душе, увлекая ее в заколдованный круг, из которого уже нет выхода. Но каждый раз этот шепот умолкал при одном воспоминании, никогда не покидавшем ее. Когда-то она, молодая девушка, мечтала о великом, беспредельном счастье; это счастье появилось перед ней, как светлый мираж, и исчезло; но жажда счастья осталась и продолжала нашептывать ей, что не все еще потеряно, что счастье вернется вместе с тем, кто унес его с собой. Теперь человек, которого она любила, вернулся, и среди горя и муки снова всплыла ее мечта, золотая, все озаряющая. Она простерла к ней руки, хотела удержаться за нее, но обманчивый образ насмешливо растаял в воздухе, и она осталась одна, одна среди пустыни, в которой нет дороги.
Зинаида выпрямилась со спокойствием, которое дается человеку, твердо принявшему решение. Она уже не чувствовала муки последних минут, в ее душе было пусто и мертво; только на мгновение в ней шевельнулась тупая боль, когда она взглянула в сторону Мальсбурга, где ее сын так бурно вырвался из ее объятий и поднял на нее руку. Перси не будет больше ненавидеть свою мать — ему скоро
Зинаида пошла в соседнюю комнату за дождевым плащом, надела его, низко надвинула на лоб капюшон, чтобы по возможности не быть узнанной, и отправилась в свой последний путь.
На веранде гостиницы стояли Зоннек, Эльза и человек в костюме лодочника. Видно, случилось нечто особенное, чтобы оставаться в таком месте, куда захлестывал дождь. Набросив на плечи плед, Эльза стояла рядом с мужем, неотрывно смотревшим в подзорную трубу.
Озеро представляло картину необузданной стихии; буря всколыхнула его до самого дна. Горы на противоположном берегу исчезли, а ближние виллы едва можно было различить сквозь серую завесу дождя. Волны захлестывали на высокую террасу и с шипением разливались по каменным плитам.
— Должно быть, они вовремя не заметили опасности или понадеялись, что успеют вернуться, — сказал Зоннек. — Вы уверены, что это лодка мистера Гартлея?
Лодочник утвердительно кивнул головой.
— Это бот из Мальсбурга. Он прошел мимо гостиницы часа два назад, еще до начала грозы.
— Он прав, — сказал Лотарь, передавая трубу жене, — на мачте английский флаг. Они пытаются подойти к берегу, но их отбрасывает.
— Они не доберутся до берега, так как находятся слишком далеко от него, — решительно заявил лодочник. — Должно быть, у них сломался руль, потому что они уже не держатся никакого направления.
— Неужели им нельзя помочь? — спросила Эльза, наблюдая за лодкой в трубу. — Должна же быть какая-нибудь возможность.
— Никакой возможности. Видите, пароход и тот не решается идти, а маленькая лодка… Хотел бы я посмотреть на того, кто станет рисковать жизнью!
— Да это ничего бы и не дало, — сказал Зоннек. — Английский бот наверняка построен прочнее и выдержит больше, чем здешние маленькие лодчонки. Вы видели его, когда он плыл мимо; кто в нем был?
— Владелец Мальсбурга и английский лорд, гостящий у них. Я знаю их; они каждый день бывают на озере и хорошие гребцы; только в такую погоду это им не поможет.
Опасность, которой подвергалась лодка, не осталась незамеченной на берегу. На палубе парохода стояли капитан и вся команда. На берегу, несмотря на проливной дождь, толпился народ — большей частью лодочники, вытащившие свои лодки далеко на сушу, чтобы предохранить их от бурного прибоя. Они кричали, переговариваясь друг с другом, смотрели на погибающий бот, но никто и не думал о помощи, считая ее невозможной.
На веранду вышел Эрвальд. Он искал друга в его комнате и очень удивился, найдя его здесь. Зоннек быстро обернулся.
— Ты от Зинаиды? Узнал ты, наконец, что произошло в Мальсбурге?
— Да, я потом тебе расскажу, — уклончиво ответил Рейнгард, медленно подходя.
— Как чувствует себя Зинаида? — озабоченно спросила Эльза. — Можно мне, наконец, пройти к ней? Я сейчас…
— Не ходите, прошу вас, — остановил ее Рейнгард, — леди Марвуд очень взволнована; и я думаю, что при ее настроении ей приятнее быть одной.