Мираж
Шрифт:
Взгляд ли матери или ее отчаянные рыдания подействовали на Перси, только он почувствовал, что причинил ей горе.
Посмотрев сначала на отца, потом на мать, он, наконец, проговорил тихо и робко:
— Мама плачет!
Марвуд сдвинул брови. Истерика, пожалуй, еще обморок! Этого только недоставало! Неужели сценам конца не будет? Он подошел к жене и произнес:
— Мне очень жаль! Я хотел избавить вас от этой сцены, но вы вынудили меня. Боюсь, что мое присутствие вам в тягость, и потому мне лучше уйти… Пойдем, Перси!
Он взял сына за руку
— Мама так сильно плачет!
Складка между бровями Марвуда углубилась; он пожал плечами.
— Мама нездорова, мы пришлем ей лекарства, — сухо сказал он и потащил сына за собой.
Тот пошел, но на пороге еще раз оглянулся; он как будто понимал, как жестоко оставлять теперь одну эту насмерть раненую женщину.
В Мальсбурге только что кончили обедать. Миссис Гартлей удалилась к себе, мужчины ходили туда-сюда по террасе, а Перси играл с большим сенбернаром. Потрясающая сцена, происшедшая несколько часов назад, по-видимому, не произвела впечатления на лорда Марвуда. Он с полнейшим душевным спокойствием наслаждался сигарой. Гартлей, напротив, был серьезен и задумчив и с неодобрением сказал:
— Боюсь, что ты был слишком жесток, Френсис; на твоей супруге лица не было, когда я провожал ее до экипажа.
— Я только остался тверд, и с такими эксцентричными натурами это, безусловно, необходимо, — спокойно объявил Френсис. — Этим вечным стремлениям к ребенку надо было положить конец.
Выражение лица Гартлея показывало, что он не согласен с другом, но он промолчал и только после некоторой паузы спросил:
— Значит, ты немедленно начнешь дело о разводе?
— Как только вернусь в Англию. Теперь мне уже не понадобится в судебном порядке отстаивать свои исключительные права на сына, и развод обойдется без скандала, это главное. — Это было, действительно, главным для Марвуда. Он имел чрезвычайно довольный вид и, пуская в воздух голубые колечки дыма, спокойно перешел к другой теме: — А что ты думаешь относительно прогулки в лодке? Теперь, кажется, самая пора; жара спала, и подымается ветерок; хорошо будет плыть под парусом.
Гартлей взглянул на горы, которые все сильнее затягивались облаками, и сказал с некоторым сомнением:
— Кажется, там собирается гроза, и, если ветер переменит направление, она захватит нас на озере.
— Вздор! Эта гроза собирается весь день, да здесь, на тихом горном озере, она и не представляет опасности.
— Наше озеро вовсе не так безобидно, как ты думаешь; ты еще не видел его в бурю; тогда оно так же коварно и опасно, как море. Впрочем, если хочешь, я готов, только лучше оставить Перси дома.
— Почему? Он так любит кататься в лодке.
— Но если разразится буря…
— То он познакомится с ней. Я не хочу делать из сына неженку; у него и так есть к этому расположение от матери.
— А, может быть, обойдется и без грозы, — сказал Гартлей, еще раз бросая испытующий взгляд на облака. —
— Я пойду и велю приготовить лодку, — сказал Марвуд. — Ступай наверх, Перси, и скажи, чтобы тебя одели; мы сейчас едем.
Он спустился с лестницы и пошел на берег. Гартлей направился за ним, но попутно остановился около Перси, который вел себя сегодня удивительно тихо; он не бегал с собакой, как всегда, а только гладил ее, и его глаза были задумчиво устремлены на дорогу, извивающуюся вдоль берега.
— Сейчас мы поедем, Перси, ведь ты любишь кататься по озеру? — сказал Гартлей.
Мальчик, всегда выражавший радость по этому поводу, теперь, к удивлению Гартлея, только молча кивнул.
— Что с тобой сегодня, мой милый?
— Папа бранил меня за то, что я говорил о маме, — сказал Перси вполголоса и вдруг, близко придвинувшись к Гартлею, напряженно спросил: — Правда, что мама злая и совсем меня не любит? Она так сильно плакала.
Гартлей нахмурился. Он погладил мальчика по голове и сказал успокоительно:
— Не спрашивай об этом, Перси! Это вещи, которых ты еще не понимаешь. Ступай, возьми свою матросскую шляпу. Ты сядешь возле меня, и я дам тебе править рулем.
Обычно это приводило Перси в восторг. Он чрезвычайно гордился, когда ему давали держать руль, и воображал, что действительно правит лодкой. Но сегодня и это не подействовало. Большие глаза ребенка задумчиво смотрели вдаль, и он еще раз тихо и печально повторил:
— Мама так плакала!
32
Надвинулись тучи, и над озером разразилась одна из запоздалых гроз с бурей, предвестницей близкой осени. Озеро, казавшееся всегда удивительно мирным, было в самом деле коварным и опасным в такую погоду. Это знали все, кто был близко знаком с ним, и многочисленные лодки, рассеянные по обширной водной поверхности, при первых признаках опасности на всех парусах устремились к берегу. Даже пароход добрался до пристани лишь после усиленной борьбы с волнами и, высадив испуганных пассажиров, не пошел дальше. Обитатели гостиницы, находившиеся на террасе, спрятались в дом и смотрели из окон на бушующее озеро, представлявшее красивую, но страшную картину.
Только в одной комнате на грозу не обращали внимания. Леди Марвуд, вернувшись из Мальсбурга, заперлась и не выходила весь день. Зоннек и Эрвальд, встретившие ее при возвращении, пришли в ужас от ее вида, но она отказалась отвечать на вопросы и не пустила к себе Эльзу; она хотела быть одна.
Только к вечеру она послала за Рейнгардом, и он пришел. Она лежала в кресле, совсем разбитая, и говорила усталым, беззвучным голосом.
— Благодарю вас за то, что вы приехали, но мне это уже не нужно. Я не знала, что делать в отчаянии, а мудрый Зоннек только доказывал мне нелепость, невозможность, неисполнимость всех моих планов. Вас они не испугали бы, я знаю, вы помогли бы мне, но теперь это уже не нужно.