Миражи
Шрифт:
Нет, так не пойдёт! Он же дал себе слово, что четыре дня полный отдых, никаких воспоминаний. Надо слово выполнять. Только… стоило ему пройти рядом с Никой под гулкой аркой, обогнуть левое крыло дворца и увидеть приземистый фасад в форме подковы словно обнимающий площадь, лёгкие галереи, купол с античными колоннами, каменных львов у входа, и воспоминания шквалом обрушились на Виктора, сметая его решимость закрыться от прошлого.
Вслух же он сказал только:
— Как давно я тут не был.
Ника опустила цифровик, направленный на памятник Павлу Первому, обернулась к Виктору. В глазах её была тревога. И она повторила
— Всё хорошо Виктор Вл…, — она запнулась на отчестве, но потом повторила уже легко, по-женски, — Виктор?
— Да всё хорошо.
“Почему она спросила, как догадалась, — подумал Виктор, — ведь старался ничем не выдать себя, или все-таки заметно со стороны, как он беззащитен перед воспоминаниями?”
Осень выдалась теплая, не дождливая, а этот день и вовсе походил бы на летний, если бы не другие краски. Под синим высоким небом стоял Павловский дворец, окруженный парком, осень вошла в свои права и царствовала, блистая великолепием многоцветного наряда, но не было здесь ничего имперского, великодержавного, дворец не подавлял природу мощью, как в Царском Селе, а сам был частью природы, логическим завершением рукотворного ландшафта. И веяло вокруг такой светлой печалью, так было тихо и спокойно, что обособленным от всего мира казался этот уголок.
— Пойдёмте сначала в музей, а потом я покажу вам и парк, — сказал Виктор, — снимайте для истории государя императора, — кивнул он в сторону памятника, — и пошли, пока туристы не понаехали. Хорошо, что мы в будний день сюда выбрались, а то в выходные их после двенадцати толпами привозят.
Ника сфотографировала памятник и фасад, ей очень хотелось снять Виктора, но не решилась просить об этом.
— Постойте, давайте теперь вас снимем, на память, — предложил он, — идём поближе к входу, там есть львы.
Павловские львы лежали по обе стороны небольших лестниц, что вели в боковые флигеля дворца, львы были добродушные, с круглыми головами и большими глазами. Ника встала около одного и обняла его за каменную шею. Виктор поймал её улыбку, когда девушка собиралась что-то сказать и снял без предупреждения.
— Ой, я и не приготовилась даже.
— А вам и не надо, вы и так красивая, смотрите сами, — он протянул ей аппарат, где на экране отображалось фото. Вероника смутилась но посмотрела охотно.
— Да, правда хорошо получилось, вы замечательно снимаете…
— Хотите чтобы у меня крылья выросли? Нет бы сказать для разнообразия — вы ужасный фотограф, — рассмеялся Виктор, первое пронзительное ощущения возвращения в Павловск стало проходить и уступать место лёгкой радости от того, что он снова здесь.
— Но ведь я не выдумываю, правда хорошо.
— Какая натура — такое и фото, моей заслуги тут нет, но раз вы говорите, что я не совсем уж безнадёжен как фотограф, то так и быть — поверю. Сейчас надо билеты взять, здесь касса на улице.
Они пошли к кассе и Вяземский купил билеты, и Нику это не смутило, хоть и была она патологически щепетильна. Любому из питерских друзей она бы не позволила, но с Виктором нельзя было иначе. Он… не то чтобы ухаживал за ней. Вероятно, он вёл себя как обычно, с теми правилами и привычками человека, который умеет производить впечатление на окружающих, делает это непринужденно и с удовольствием. И в его поведении не было ни позёрства,
Ника доверилась этому человеку. Не потому, что он был старше, нет, но что-то говорило ей — Виктор всё сделает правильно, хорошо, и она позволила ему определять границы отношений.
Вчера, когда прощались, он поцеловал ей руку. В первый раз в жизни мужчина прикоснулся к ней так. С уважением и… по-взрослому. Она, смутилась, но и это приняла от Виктора, как должное.
Потом, ничего не рассказывая Тане, ушла к себе в комнату, легла, но долго не могла уснуть, перебирая воспоминания о вечере, проведённом с ним, его рассказы о Летнем Саде, их разговор на мосту. Как будто сохраняла надёжнее, дальше, навсегда, чтобы оставить в сердце вместе с воспоминаниями о Городе. Ника поняла, что Виктор и Петербург будут для неё неразделимы. С тем и уснула и видела легкие, радостные сны. А утром они снова встретились. Все это было похоже на волшебную сказку Осени.
Глава 8
Они ещё стояли у кассы, Ника всё смотрела на дворец, на обрамленную липами главную аллею, которая широкой полосой уходила далеко-далеко, с обеих сторон основной аллеи, параллельно ей шли более узкие — это создавало впечатление простора и неторопливого движения вперёд.
— Да, глаз здесь отдыхает, — сказал Виктор, следя за её взглядом, повторил то, о чем она подумала, — и такой простор! Из окон главного корпуса аллея выглядит ещё красивее, она отходит от площади, слева от неё большие круги партерных цветников, там регулярный парк, но не такой замкнутый, как в Царском селе, в Екатерининском парке, здесь регулярный парк сливается с ландшафтом английского свободного парка, плавно переходит в лес Старой Сильвии. Справа от аллеи небольшой пруд, птичник и за ним лабиринт, мы всё посмотрим.
— Какая прелесть…Старая Сильвия, — повторила Ника мечтательно.
— Да, названия поэтичны. Всем этим местам давала имена замечательная женщина, она пережила тут пору безоблачного счастья и долгие годы вдовства — я говорю о жене Павла Первого Марии Фёдоровне. Только звали её на самом деле не Мария, а София-Доротея-Августа-Луиза фон Вюртенберг. Несмотря на классические формы в Павловске живёт дух немецкого романтизма… но я всё вперёд забегаю… — он вздохнул, но не с сожалением, а с улыбкой, словно вспоминая о далёком друге, и продолжал говорить, — Павловск для меня не просто достопримечательность, императорский пригород — это скорее состояние души, поэтому и не обращайте внимания на приступы ностальгической сентиментальности, здесь прошла моя юность. То есть, я, конечно, не местный житель, мы с мамой жили на Московском проспекте, но я часто бывал в парке, ехать от нас было удобно — на метро до Купчино, потом на поезд и сразу в парк. Зимой ездил на каток, он там со стороны вокзала, — Виктор показал рукой за дворец, — отличный был каток, с хорошим освещением, скамейками, музыкой, с павильоном, где можно было купить горячий чай и булочку с глазурью, такие были маленькие круглые булочки за три копейки, ну максимум за пять.