Миргород
Шрифт:
***
Очередной кризис начинался, как обычно в последние лет двадцать - с финансов. Перегретый финансовый рынок под холодным дождем шипел, сдувался и трескался. Такое случалось регулярно, к колебаниям кривых на экранах телевизоров все давно привыкли.
– Опять банкиры намудрили, - ругались в очередях к обменникам горожане.
– Кому теперь верить? Куда вкладываться?
Верили по традиции
Все может быть. Все, что угодно. А доллар - он уже сколько лет доллар! Вон, в пятом году какой кризис был, а сосед на долларе даже поднялся. Знал, небось, от жены, вот и поменял заранее. Они, которые в банках, всегда всё заранее знали и всегда выживали!
А вот банкам уже не верили. Ни Центраьному, ни коммерческим, показывающим прибыль и скорый рост. Выскребали последние крохи, до копейки. Один за другим банки лопались, объявляя дефолт. Вводимое государственное управление не спасало. Так, по мелочам, на продаже имущества банков, кто-то успевал получить компенсацию. А если не поспешил или не имел связей наверху - так и сосал теперь кулак.
Товары дорожали уже не ежедневно даже, а чуть ли не ежечасно. Особенно полезли вверх цены на продукты питания, что старики посчитали верной приметой скорой войны и тут же выстроились в очереди в продуктовые магазины, еще задрав планку спроса. Попытка ограничить продажу каким-то максимумом в одни руки, казалось, подтвердила предположения "паникеров". И теперь уже весь город суетился, перебегая из очереди в очередь, занимая с ночи, продавая место, записываясь в длинные списки, теряя их и затем с криком и скандалом заводя новые.
А когда действительно объявили о начале войны, паника стала всеобщей. Кто-то даже пытался совсем уехать. Правда, куда надо ехать, не знал никто. Знали только, что ехать обязательно надо. Однако, выехать из города не удавалось: военные расклеили объявления, что не гарантируют жизни и безопасности выехавшим из города. То есть, там не было ни слова о том, что оставшимся в городе такая жизнь гарантируется. Потому что шла война и никакой личной безопасности быть не могло. Но так хитро было написано, что многие поняли, читая между строк: военные просто запрещают выезжать. А кто рискнет, мол, тому не гарантируем - понятное дело!
В какую-то из тревожных весенних ночей с грозой и молнией, что-то там повредившей на подстанции, так, что света не было во всем городе, армейские части грузно промаршировали от своих казарм к выходу из города. Они не грузились в эшелоны, а шли пешком, что для выглядывающих в узкие щели между раздвинутых штор горожан было еще одним признаком близкого конца. В чем именно будет конец, как это все произойдет и когда именно, думать горожанам было просто страшно.
А потом была разбита первая витрина.
Для большого пожара хватает маленькой искорки. Причем, искорка эта может быть не только безобидной, а даже поначалу полезной. Делали, скажем, ремонт, что-то сваривали, клепали, снова заваривали. Уходили и приходили.
А потом прокатилась толпа по центральным улицам, уже целенаправленно громя витрины и таща из магазинов все, что под руку попадет. Все и всем можно! Война идет, она все спишет! Только внезапно начавшаяся стрельба на окраинах и гулкие взрывы остановили грабежи. Народ мигом попрятался, опять высовывая нос только в узкую щель меж слегка раздвинутых плотных летних штор.
Война прокатилась через город в одну сторону.
Потом - в другую.
Потом снова вернулась, грохоча где-то совсем неподалеку и сверкая по ночам зарницами далеких взрывов.
Запыленные "наши" и "не наши" маршем проходили по городу, сначала изрядно постреляв по окраинным домам и покидав туда же по позициям противника или по возможным позициям авиационных бомб. В городе никто не задерживался, потому что шла война, и надо было двигаться дальше, кроша ребра и вытаскивая кишки армии врага. Менялся цвет знамени над зданием администрации, менялся язык листовок с приказами на стенах домой. Сегодня всем говорили, что оружие принимают в мэрии, завтра - в ратхаузе, послезавтра откуда-то набежавшие в невиданной форме невысокие и крепкие на вид бойцы клеили уже призыв к добровольцам: все, мол, на защиту Отечества.
Но город был почти европейским, то есть совсем-совсем почти - на самой границе. И история у него была именно европейской. Известно же было из той длинной истории, что армии обязаны воевать именно с армиями, но никак не с мирными жителями. Вот и пусть себе воюют. Лишь бы город не сильно задели. Лишь бы в городе был порядок.
Чиновники выходили по команде новых властей на работу. Милиция вроде оживала, меняя название, становясь то полицией, то сигуранцей, то почему-то вдруг жандармерией и потом снова милицией. Снова начинались попытки наведения конституционного порядка. Правда, конституции те были разные, но порядок, что интересно, понимался всеми властями совершенно одинаково.
Порядок, это когда работают магазины и заводы, по улицам чинно прохаживаются полицейские или милиционеры, вывозится вовремя мусор, завозится вовремя свежий товар, есть вода в кране и есть электричество в проводах. Если для этого, говорилось в листовках, придется расстрелять половину чиновников, новая власть именно так и сделает. Лишь бы был порядок, и народ был спокоен и лоялен к властям.
Если с расстрелами у любой власти было все просто и легко, то с порядком, о котором мечталось, получалось не очень. Все оказывалось сложнее.