Миргород

Карнишин Александр Геннадьевич

– Кто я? Где я?

– Ты - наш гость. Мы живем в Мир-городе, в Райхштадте, если по-новому.

– К черту подробности! На какой планете?

Карл смеялся, хлопал в ладоши:

– На нашей, на нашей. Планета Земля, ноль тринадцать в тентуре, налево от Большой Медведицы.

И все слова казались знакомыми, такими, по которым опознают свой - своих.

– Все в порядке, гость?

– Да? А этот кошмар?

– О! Тебе снился сон?
– заинтересовался Карл.
– Чей? Расскажешь? А то все скрывают обычно - не принято, мол...

С тем туманом в город пришли чужие сны. Вернее, они были не совсем

чужие, не со стороны откуда-то, не из космоса. Как раньше бабки говорили, укладывая внуков спать у себя на стареньких скрипучих уютных диванах:

– Спишь на новом месте, приснись жених невесте, а невеста - жениху.

И говорят, некоторым даже снилось такое, наговоренное. Мальчикам - невесты, девочкам - женихи. А теперь любой сон не в своей постели мог оказаться чужим. Системы не было, поэтому психиатры и психологи не могли сказать, что и откуда. Но поначалу очереди к ним выстроились большие. А еще психиатров возили на черных машинах ночью в самые богатые семьи. Потому что случалось всякое, о чем не всегда можно было поговорить даже с близким человеком. А вот с врачом, да еще предупредив, что тот, кто болтает, долго не живет, как и вся его семья, можно было и поговорить. Без свидетелей, один на один. Хотя, что там, казалось бы, страшного, если приснился мужику сон его любовницы? Уснул он у нее, понимаешь, сразу после успешного и приятного дежурного секса. Вот и приснился ее сон. А теперь с женой просто не может. И с любовницей - тоже теперь не может. Все ему видятся огромные негры и всякая такая фигня... Такая вот, в общем...

Было это или не было - теперь никто точно не скажет. Где те психологи и психиатры? Ищи-свищи... Но так говорит народ, что были случаи самые разные и самые странные. И именно женские сны мужчинам приснившиеся - оказались страшнее всего.

Выход нашелся быстро и самый простой: спали теперь только в своих постелях. На привычных местах. Дома. Меньше стали ходить по гостям. Режим вдруг появился. Порядок какой-то. И если в разгар дружеской пирушки кто-то, взглянув на часы, поднимался из-за стола, все понимали, кивали сочувственно: режим, понятное дело. Мужику идти надо домой. Далеко идти. Спать пора ложиться.

Кстати, и компаний пьяных на улицах, может, потому и не стало? А может, и не только потому...

...

Иеро пил чай, макая толстые пышные блины в сладкое сгущенное молоко. Когда он попробовал есть блины привычно с помощью ножа и вилки, хозяева посмеялись, но по-доброму. И научили, как правильно. Свернуть трубочкой, макнуть в блюдце, откусить, запить чаем. А руки, смеялись они, потом помоешь. Разве так трудно руки помыть? На воду пока лимитов не вводили. На реке стоим, не в пустыне Сахаре.

– А почему - Сахаре?
– заинтересовался гость.

Его многое интересовало, и вопросы возникали один за другим по самым разным поводам. Вот и тут - почему, собственно, Сахара, а не Калахари какая-нибудь для примера или Кара-Кум?

– Ну-у-у..., - Мария посмотрела на Карла, ожидая помощи; тот только плечами дернул.
– Ну-у-у... Просто. Так всегда говорили - как в Сахаре. Это не политическое какое-нибудь и не география. Со школы, наверное.

– Ага, ага, - покивал Иеро.
– А насчет снов, кстати, это ведь очень интересно. Это исследовать надо такое явление. Ученые нужны. Потому что с точки зрения научной такого быть просто не может. Ну не смотрят нигде и никогда чужих

снов. Сон - это ведь в твоей собственной голове, а не откуда-то снаружи. Не выходит он из головы наружу лучами ии волнами, не сохраняется где-то, не отражается назад, не попадает в чужой мозг. Тем более сон, которого еще никто не видел. Не бывает такого... Не зафиксировано.

– А туман такой бывает, как у нас?

– И тумана такого не бывает. Вот еще и его надо как-то исследовать и понять. И мне кажется, я тут дя этого и нахожусь. Наверное.

Он скатал еще один блин, посмотрел на банку сгущенки - можно, мол? Маша сама щедро через край налила ему в блюдце густую желтоватую массу, слизала каплю с края.

– Ты ешь, ешь. Гостя накормить надо - потом только с ним разговаривать. Это меня еще бабушка учила, когда я совсем маленькая была.

Карл сидел на подоконнике, поглядывая иногда во двор, покачивал ногой, что-то прикидывал, рассчитывал, рассматривая гостя. Наконец, заговорил:

– А как ты себе дальше думаешь? Ну, в смысле - в гостинице жить и по городу шастать, что ли? Так тебе просто так никто не позволит. У нас тут, знаешь, бездельников не любят.

– А туристов?

– Вот туристов, наверное, любят. Только нет у нас никаких туристов, и уже давно. Я же тебе объяснял, лунатик ты наш, что не ходят к нам поезда. Вот как война закончилась - если она где-то там закончилась, кстати - так и все. Мы тут сами по себе. К нам никто - от нас никто. Как на острове.

– Почему - лунатик?
– поднял голову Иеро.

– Потому что, как с Луны свалился. Откуда-то появился. Порядка не знаешь. Понятий не знаешь. Какое-то время я тебя прикрыть еще смогу, раз большие люди просили за тебя, но не всегда же! Что ты сам-то умеешь? Вон, кстати, Маша может помочь с трудоустройством, если что.

Иеро доел, аккуратно держа жирный блин одной рукой, допил чай - он предпочел бы кофе, но тут пили чай. Сходил помыть руки. Вернулся, сел снова на свое место. И только тогда начал перечислять:

– Могу биться на шпагах, рапирах, саблях в пешем и конном строю. Стреляю из всего, что дадут. Вот из этого тоже стреляю. Могу командовать полком. Так мне кажется, что полком. Может, я военный? Честно - ничего ведь не помню! С водки твоей, наверное.

– Да-а, трудно с тобой будет. Военные нам тут пока не нужны. А стрелков и своих хватает. У нас теперь, считай, каждый - стрелок. Что еще можешь, что знаешь?

– Языки знаю. Только устный перевод!
– тут же поднял он палец, останавливая обрадованную Машу.
– Только устный. Грамматики совсем не знаю. Или просто не помню. Я вообще сейчас почему-то совсем мало о себе помню. Может, я после болезни какой?

Он посмотрел на хозяев немного растерянно. Развел руками.

– Нет, - решительно отмел Карл.
– Нет у нас таких болезней, что вот так память теряют.

– А эта, как ее, ретроградная амнезия?

– Ого! Какие слова знаешь! Образованный, значит? А историю, философию всякую, политологию - знаешь?

Иеро прикрыл глаза, перебирая всплывающие и снова гаснущие на периферии сознания воспоминания.

– Средние века - хорошо, кажется. Военная история в целом - тоже. Политология... Социология, скорее. Я даже не представляю, что у вас сейчас называют политологией.

– Так я тебе скажу, где мы тебя пристроим, - хищно заулыбался Карл.
– Скажи, Маш!