Мириад островов
Шрифт:
Возможно, Орри не поняла всей конкретики, но на суть дела отозвалась:
— Да наш Кьяртан с его Советом — вовсе не абсолютный владыка. Такого бы вертдомская земля не потерпела. Просто его голос многое значит, и свою долю в торговых и воинских делах наш король имеет. Буде случатся эти воинские дела: банда какая-нибудь заведётся или твои соотечественники чересчур понагличают. А вот Амир Амиров…
Она сделала паузу.
— Амир и вообще выборная должность. Распорядитель без права наследования. И дело его, грубо говоря, — связывать всё со всем в Сконде.
— Республика под маской монархии? Ха.
— Нет. Скорее то, что у вас в Рутене именуется Халифат Праведных. Слово великого амира — всё равно последнее. Но это пока его чтут как достойнейшего. В Кьяртане чудно смешались все царственные крови Вертдома, в том числе и малая толика скондской, но он владычествует в Сконде не по праву, а для чести. Амир Амиров кладёт свою печать поверх остальных печатей, наш Кьяртан — в точности рядом, но уголок амирской всё-таки захватывает. А теперь слушай, отчего такое повелось.
— Я слышала, что его дед Ортос имел девочку от простой скондки. И когда она выросла, Моргэйн-отцеубийца…
— Да, мейсти Эстрелья вышла за сына Ортовой королевы Библис прямо на эшафоте. За миг до того, как ему с величайшим почтением и бережностью отрубили голову. Уединиться после венца им было позволено, чтобы сделать законным плод, по всей видимости зачатый будущей королевой несколькими днями раньше. Но ты не особо вникай в обстоятельства — таких вещей ваши рутенцы не жалуют, считают греховным смешением крови. И речь сейчас пойдёт вовсе не о них.
Орри слегка вздохнула, настраиваясь на былинный лад.
— Рассказывают у нас на островах, что давным-давно коренные скондцы рождались куда больше похожими на ба-нэсхин лицом и телом, чем ныне, и были смуглы и прекрасны. В те времена самое большое их племя похвалялось перед всеми, что некий ковчег с духами, летящий по воздуху, приземлился в его степях и принёс ему вышнее благословение. Чтобы укрыть его, построили те люди большие города за мощными стенами, а в них и вовне — храмы в виде креста, глубоко врезанного в скалы. Такой храм может разглядеть во всей красе только сильная птица — орёл или кондор. А ещё они возвели узкие обелиски, похожие в одно и то же время на дерево ель и на многоярусные башни — так выглядели их дворцы и укреплённые замки. Для чего было сотворено такое — неизвестно. Магия, пожалуй.
После того решил господин этой страны, что имеет он священное право нести новый свет другим на остриях клинков, стрел и копий и что будут его люди на этом пути мало уязвимы, ибо свет этот — от господина всех господ. Вторгся со своими войсками в окрестные земли, где жили в ладу нохри, иллами и люди Матери, и покорил их. Стал насаждать свою веру и вытеснять другие. А оттого запустел и притих Сконд, и жители его окраин, изнурённые войной, совсем обнищали. Король же не много о том ведал: беженцев к нему не допускали ни на бросок камня, ни на полёт стрелы.
А надо сказать, что был король Кахва ещё молод и не имел супруги, ибо питал неприязнь ко всем женщинам в мире. Лишь убивать и состязаться в силе — со зверем ли, с человеком — любил он во всём белом свете. Каждый день рано поутру выезжал Кахва из ворот своего укреплённого дворца, окружённого рвом, на охоту, и всякий раз окружали его самые блистательные из придворных, а впереди его коня поспешали борзые или гончие псы, взятые псарями на
И вот однажды псы не захотели бежать далее опущенного моста. Они рванулись с поводка, звонко залаяли, замахали поднятыми хвостами и сгрудились у какого-то свёртка, довольно грязного с виду.
— Эй, назад! — крикнул один из охотников и стал оттаскивать гончую. Так же поступили и другие. Свёрток развернулся наподобие большого ёжа в серых иглах лохмотьев — и глаза нищенки встретились с глазами короля, который в это время как раз поравнялся со слугами.
Это были совсем обыкновенные светло-голубые глаза, которые светились не более кожи, похожей цветом на снятые сливки, и пепельно-льняной пряжи волос, небрежно скрученных в косу и перекинутых на высокую грудь. Тело юной девушки так же тихо сияло изо всех дыр скудной одежды, коей были длинная туника, подпоясанная витой верёвкой, и плащ с капюшоном, И то, и другое скреплялось массивными оловянными фибулами — туника на левом, плащ на правом плече. Насчёт пояса не скажу, но третья застёжка стискивала конец косы. Ноги девицы были босы, руки сложены крест-накрест на сосцах лани или серны. Все три сдвоенных части тела имели совершенную форму.
— Как ты хороша собой, — произнёс Кахва. — Назови нам своё имя.
— До сегодняшнего утра меня звали Пенелофон, — ответила нищенка.
— А что изменилось с тех пор? — спросил король.
— Я встретила короля, — ответила нищенка. — Ведь ты правда король? И, говорят, наш новый владыка щедро дарует новые имена всему, что или кого ни встретит на пути.
Манеры Пенелофон были настолько просты и непринуждённы, а речи так по видимости наивны, что Кахва, которому изрядно приелись тонкие ужимки его придворных дам и в той же мере хитрая увёртливость чужих буржуазок и селянок, почувствовал, что нечто сладостно перевернулось, ухнуло в голове, сердце, а после — и кое в чём пониже. Тогда, вдохновлённый созвучием имени незнакомки с именем героини Гомера, вспомнил он стихи рутенца Одиссея, обращённые к царевне Навсикае. Неизвестно, откуда они взялись у нас, но это мелочь, Итак, король продекламировал:
— Много я видел народов, впервые такую встречаю,
Не знаю, кто ты: дитя ли богов или девушка смертных.
Но коль жилицу земли повстречать судили мне боги,
Благословен будь отец твой с матерью благородной,
Благословенны и братья…
Дальше он помнил нечётко, а потому сделал выразительную паузу.
— Все они в полной мере благословлены твоим царствованием, о князь земных царей, — учтиво промолвила нищенка, заполняя собой неловкое молчание, — ибо ныне вкушают утехи рая.
Она могла уточнить, что все её близкие умерли от голода, напрямую связанного с религиозными гонениями, но благоразумно воздержалась.
— Поистине, никто из моих знакомых не мог ответить так изящно! — воскликнул Кахва в полнейшем восторге. — И, поистине, ни одна из них не обладает такой воистину примечательной красотой. Решено: я беру тебя в жёны и клянусь в этом перед всеми здесь присутствующими!
Как все несколько самоуверенные люди, он и не подумал спросить, свободна ли девица (впрочем, то было очевидно из её ответа) и желает ли она сделаться королевой.