Мириад островов
Шрифт:
«Снова какое-то суеверие», — Галина сдвинула брови, задумалась. Спросила:
— Что сэния, инья…
— Правильно, хоть и слегка устарело, — игна. По говорам — инья, игниа. Да, у меня тоже есть дети.
— Что высокая игна Баракат имеет в виду? Чем ешё положено оросить мой кинжал, помимо крови и семени?
— Молоком, — ответила та, и Нарджис согласно кивнула. — Своим материнским молоком.
— А если я не рожу?
— Тогда ты не родишь, — улыбнулась женщина. — Бери своё, что стала?
Под изучающими взглядами Галина привела себя в порядок: медленно, напоказ, так же,
— Могу ли я, невежда, спросить, кто вы обе? — произнесла напоследок.
— Можешь, — ответила Нарджис. — Я первый голос в совете замужних города Скон-Дархан, нашей столицы. Милая Баракат — одна из триады, ныне возглавляющей союз Дочерей Энунны в том же граде. Это не назначение, лишь бросок игральных костей и великая честь. Вот видишь, какой интерес во всех нас пробудила блудная дочь Рутена.
— Понимаю, — кивнула девушка. На самом деле понимала она самую малость. Отчего-то здешняя община пыталась приманить её к себе, но выбрала провальную тактику? Или преуспела непонятно в чём?
— Теперь вы отпускаете меня? Больше я ни для чего вам не понадоблюсь?
— Как знать. Неохота заглядывать вперёд слишком далеко, — ответила Нарджис. — Впрочем, вот у игны Баракат есть для тебя нечто вроде письмеца, переданного вместе с той лекарской посылкой. Из той же котомки, что и книга святого Филиппа Рутенца, но послабее духом. Сочинитель объяснил, что в Рутене этот жанр зовётся фантастикой и художественным прогнозом, так вроде бы.
— Это выдумка на тему Белой Хвори, — пояснила Баракат. — Такая, что вселяет надежду.
Она запустила руку за покрывала и вынула цилиндр из темно-коричневого дерева. Вложила в руку девушке со словами:
— Прочти на досуге. И будь невредима на всех путях.
Люди и кони давно уже дожидались её на дальней окраине заставы: Орихалхо сочла, что задержали подругу уж слишком долго и теперь стоило бы наверстать упущенное время.
Дорога выпрямилась, поднялась на насыпь и пролегала теперь между сплошных садов. Плоды были уже почти все собраны, но даже по окраинам дорог можно было, протянув руку, сорвать чуть перезревшее и как бы наполненное светом яблоко, присохший к косточке медовый чернослив, а то и грушу, которую пальцы, если не остеречься, протыкали едва ли не насквозь.
— Это сады для всех. В пору любования цветом гостей осматривают и предупреждают, чтобы не шумели, — от этого падают завязи. Когда урожай тех или иных плодов созревает, можно дать мелкую монетку и отдыхать внутри хоть целый день, а за другую — переночевать. Все, что сумеешь достать с ветвей и съесть, — твоё. Нельзя только жадничать и ломать ветки, — суховато объяснял Тхеадатхи.
— А кто окучивает землю, опрыскивает от сорняков и вредителей? — спросила Галина. — Ухаживает?
— Вольные садовники, мелкие бандиты, что отбывают наказание, и те, кто пожелает купить себе побольше фруктов, — пожал он плечами. — Бывает по-всякому.
Естественно, на первой же стоянке — дело шло к ужину и ночлегу — Галина вытащила цилиндр из внутреннего кармана и рулончик из футляра.
То была рукопись на хорошей гладкой бумаге цвета слоновой кости: перо и чертёжная
Вот что было в том письме:
«Господи, ну что за уродка, — думал отец, развёртывая ноут таким образом, чтобы голография мужчины, плавающая над экраном, во всей красе показалась на той стороне защитного пузыря: на случай, если принимающий монитор окажется выключен. — Когтистые птичьи лапы вместо рук, толстые стёкла очков вместо изящных корректирующих линз, комки слуховых протезов по обеим сторонам головы, редкие полуседые космы и эта жуткая бугристая кожа в белесых пятнах. Лик льва — или скорее львицы».
Дочь его была заражена, как и практически все женщины на Земле. Особая разновидность вялотекущей лепры, «Белая Болезнь», что названа так с лёгкой руки Карела Чапека. Бацилла передаётся через мужчин в результате контактов особого рода, но поражает лишь противоположный пол. Так сказать, гемофилия наоборот. Наследственным заболеванием, однако, в отличие от последней не является и никаким медикаментам не поддаётся в принципе. Женщина до того, как умереть в возрасте, который раньше называли цветущим, успевает зачать от одного до девяти младенцев. А потом её луна окончательно переходит в ущербную фазу: с каждым новым дитятей нечто резко подламывается в самой матери — и так до самого её конца. Появившиеся на свет мальчики по внешней видимости здоровы, девочки с самого момента зачатия инфицированы отцом и, стало быть, уже больны в латентной форме, которая неминуемо даст о себе знать впоследствии. Но всё же какое-никакое, а продолжение жизни на планете.
— Вот, Машуня, — говорит отец, не поднимая головы и стараясь не видеть то, что находится по другую сторону границы. — Новый претендент на твою руку.
— И свободу, — вставляет женщина будто бы про себя. Отец невозмутимо продолжает:
— Красив, спортивен, характером покладист. Если не мультимиллионер, то весьма близок к этому. Собственный остров на Средиземном море, девственные леса, разработки поделочного мрамора и кварцитов, уже выправлено разрешение на строительство особняка для тебя, где ты можешь родить и воспитать мне внуков.
— Не воспитать. И не внучек, — говорит Мария чуть хрипловато — связки горла тоже поражены некрозом, скайп явно отлажен так, чтобы это не корректировать. — Их сразу берут в… скажем, заповедник и ставят на искусственное вскармливание. Легион будущих невест.
— Ну… да, — отвечает отец. Видно, что эти споры порядком ему надоели, как и казённый медицинский лексикон, который пропитывает их, как особого рода смазка. — Ты должна понять, насколько важно укрепить в девочках жизнь.
— Почему бы вам не выращивать оплодотворённые клетки в пробирке и не доводить до ума в кювезе? Нанотехнологии и расшифровка генома вроде бы такое позволяют. Или не попросить об услуге тех из нас, кто ещё здоров и на воле?