Мириад островов
Шрифт:
— Пропустят часовые беду — ответят в полной мере. Но они не пропустят, и другие пресекут в самом начале, и даже у дикого зверя есть понятие. В лесу телесное соитие почти священно.
Постепенно Галина смирилась с обстоятельством («сама-то хороша — мораль другим читать», — подумала виновато). Но тут как раз произошло новое разрушительное обстоятельство.
— Орри, а какие тут животные водятся, в приграничье? — спросила она как-то утром от нечего делать.
— Вольные. Почти такие же, как в иных местах Франзонии, но их больше по числу и размеру. Елани, сохачи, урксы, рысомахи…
— Олени или лани,
— Нет. Росомаха — это дальние горы. Я говорю как слышала, и это иной зверь. Нападает среди дня как посреди ночи и посреди тёмной ночи как среди ясного дня. Так говорят.
И вот — накаркали обе, можно сказать.
Лишь только ближе к вечеру двинулись с полуденной стоянки, растянув колонну, как на паренька, что двигался последним, бросилось из ветвей. Галина, как и все, обернувшись на вопль, увидела нечто похожее на толстое пуховое покрывало, бурое с грязно-белым обводом, что на миг накрыло ему плечи и полоснуло длинным медвежьим когтем по шее, распуская по груди широкую алую бахрому. Лошадь всхрапнула, поднялась на дыбы, всадник упал наземь и распластался, зверь прянул на обочину, немо скалясь. Но не ушёл.
Отчего-то в руках у себя Галина обнаружила лук со стрелой, наложенной на тетиву. Другие бойцы сделали то же.
Кроме Орри.
— Ты права, Гали, и она в своём праве, — негромко сказала морянка. — Рысомаха голодна и отчаялась, весной она зачала и ждала половину года, чтобы семя самца в ней распустилось. Осенью — самое покойное и сытное время — родились у неё малые дети. Вон как соски волочатся по земле. Иначе бы не напала на человека в виду других людей. Видишь ли, мы съели её законную добычу и по договору должны соблюсти равновесие. Она охотилась на людей законно. Разумеется, нельзя отдавать ей Фахвсти — грех приучать зверя к человечине. Поэтому похороним тело и положим рядом с камнями жертвенную пищу.
— Он мёртвый?
— А ты как думаешь? Рысомахе довольно одного рывка. Она не ранит, не причиняет сильной боли. Природный и прирождённый убийца.
— А я удержалась. Я не она.
— Не зверь — да. Но в остальном такая же. Чувствуешь не только когда нужно убить, но и когда убивать нельзя. Это подспудное знание остановило твою стрелу и благодаря тому — стрелы остальных. Ты — верное орудие судьбы а я снова права насчёт тебя.
Пока они так переговаривались — уже совсем тихо, — половина всадников спешилась. Двое переняли испуганного жеребца, несколько других, совершенно не обращая внимания на приникшего к траве зверя, подняли Фахвсти на его же плаще и внесли глубже в чащу.
Землю они вскопать не утрудились — только сняли плотный слой травы небольшими лопатками, уложили труп на обнажённую почву и стали искать в окрестностях куски известняка и гранитные булыжники, чтобы соорудить холм.
— Ты госпожа земли, — сказала Орихалхо. — Тебе не обязательно спешиваться, но всё равно первая поклонишься погибшему и уложишь краеугольный камень надгробия ты. И напоследок рассыплешь поверх пирамиды землю, чтобы та заросла травой.
Галина, разумеется, покинула седло. Не годится швырять камни, как в прелюбодея, бережно сложить надо свою ношу и ещё слегка покачать из стороны в сторону, будто младенца. И напоследок обвести вокруг остриём гибкого нефритового кинжала.
«Кто диктует мне ритуал? Какие
Потом ей протянули горсть хвойных иголок и мха, которые девушка рассыпала по горке. Напоследок обложили края могилы ранее вырезанным дёрном и плеснули в деревянную чашу кумыса из фляги покойного. Рядом с чашей накрошили своей запасной еды, сушёной рыбы и сала.
— Это ей будет угодно, — сказала Орри. — Рысомахи любят пахучее и слегка протухшее. А если выложить наверх свежее мясо, то подроется под камни снизу. Обдерёт когти. И, кстати, не подумает, что дар. Отступное, не больше того.
— Тонкости, — проворчала Галина.
— Учись этим тонкостям. На одном верхнем чутье всю жизнь не проживёшь, каким бы отменным оно у тебя ни было.
«А она у меня есть — вся жизнь?»
— Орри, другие животные не осквернят могилу?
— Ни один зверь не осквернит, потому что лесное и так принадлежит лесу. А, ты имеешь в виду — не докопаются и не сожрут? Нет, пожалуй. В мягкой земле прятать не так надёжно. Хотя черви и жуки так и так попользуются, цветы и мхи получат от праха особенную силу, и даже обнажённая кость со временем подарит себя камню.
Отряд тем временем поднимался в сёдла. Коня погибшего, напротив, расседлали, приспособили под вьюки и нагрузили чужим добром в придачу к нехитрому имуществу покойника, и Тхеадатхи привязал повод к своей собственной передней луке. Всё это проделывалось с такой сноровкой и быстротой, будто их всех старательно обучали этому.
«А отчего же нет? И обучали. Смерть — неминуемая часть бытия», — подумала рутенка.
Далее отряд двигался на восток чуть быстрее и много тише, но особой скорби в голосах и на лицах Галина не увидела. Вернее, не увидела бы, если бы Орихалхо не подтолкнула подругу локтем в бок и не произнесла одними губами:
— Я нарочно брала с собой тех, для кого нет плакальщиков. И всё-таки плачут. Любовь часто беременна виной.
Галина проследила направление взгляда.
В глазах Армени хрустальными озёрами стояли непролитые слёзы.
Авантюра десятая
Далее отряд обходился без происшествий — будто откупились от Дикого Леса за то, что согласился пропустить сквозь себя. Будто нарочно плутали, дожидаясь, пока он возьмёт пошлину. Дорога пораздвинулась, вышла из деревьев и текла ныне посреди влажных степей, испещрённых коралловыми и янтарными островами осенних деревьев. Куманика распласталась по земле широкими подушками, её костянки глянцевели в тусклой зелени, будто слипшиеся крошечные грозди. Поседевшая трава никла к земле бурыми прядями, а к усталой земле никло белесовато-голубое, совсем осеннее небо.
Только рука Галины всё оглаживала нефритовую рукоять — в тот раз, когда от неё понадобилось действовать, собственно — сделать знак действия, девушка схватилась за менее значимый предмет.
— А если бы мы не ели ничего, что бы лес не отдавал нам по своей воле, или вообще кормились одним своим? — спрашивала она подругу. — Мы бы прошли через него невредимо?
— Не наверняка. Конечно, парни шли на риск, однако дело не в одном невмешательстве. Лес вовсе не жаждет безразличия. Он любит действия и зрелища тоже. И убийства, и состязания в ловкости, и песни. И то действо, что даёт пашне плодородие, а зверю мощь.