Мириад островов
Шрифт:
— Вот как? Я думала, наоборот. Именно оттуда мой народ прыгает в воду.
— Этого не было вначале. Это стало так, когда Братство Чистоты повернуло своё лицо к морянам с их необыкновенными талантами. Проклятые и благословенные — у них от природы получалось пересекать границу между мирами в своём радужном, своём северном мире.
И когда кхафха-морхион обучили тому, что преподают каждому здоровому землянскому скондцу, они смогли перекрыть границу. Собственно, не совсем так: направить копьё в сторону, обратную прежней. Так что война не могла прийти
— А почему нечистокровные ба-нэсхин?
— Чистая кровь так явно непохожа ни на одну рутенскую расу.
— То есть Верт, помимо прочего, шпионит за Большой Землёй?
— Умна и догадлива. Через все логические цепи скачешь. Да конечно, понемногу: ты ведь понимаешь, как вы для нас опасны.
— На что мне обидеться: на опасность или на «вы»?
— Да на что хочешь, — чтобы смягчить свои слова, Орри приобняла Галину за шею. — Дело не в том. Ты ведь знаешь, что и у твоих соплеменников бывают муженщины, женомужи и множество иных оттенков?
— Ну, мы не любим признавать такое. По закону просто: можешь в принципе родить — женщина, остальные — мужчины.
— Ха! Вот бы сюда, в Верт, этих ваших законников! А пуще того в Морскую Обитель или Сконд. Но о чём бишь я? В замке Ас-Сагр именно шайх Яхья был учителем отрока Мора. Дед его не знал всего и не видел. Но когда смотрит небо — смотрят и люди. Моргэйн был почти что юным мужем, а шайх — исключением изо всех правил. Однажды они сошлись…
— Орри, довольно.
— Я лишь хочу растолковать тебе насчёт переписчика…
— Довольно, говорю.
Много позже Галина укоряла себя, что поддалась чисто земному фарисейству и полезла со своим уставом в чужой… нет, не монастырь. В чужую твердыню. Взялась с порога осуждать иной образ мыслей.
Но, возможно, некто наверху решил за неё, что не нуждается она в предварениях и предупреждениях друга? И та почти болезненная судорога, что после слова «сошлись» началась в животе и плавно спустилась книзу, была послана как знак?
Потому что Орихалхо прочла выражение глаз рутенки по-своему.
— Я что хотела сказать до того, как увидела твои бумаги, — сказала она. — Малыш Армени… Он крепится изо всех сил, но ему очень плохо. Нельзя до бесконечности прятать от него всё острое. Ты госпожа стихий и душа отряда. Он вовсе не мужеложец — просто юность выбирает из доступного ей. Иди к нему и подари часть моей исконной доли.
Тогда высокая сэния, взысканная вниманием жён куда более значимых, чем сама она, пошла, и подошла к тоскующему тяжко, и сказала утешительные слова. И случилось между ними обоими то, что случилось.
Авантюра одиннадцатая
«Вот как, значит, это бывает по всем правилам, — чуть ошалело думала Галина, простираясь рядом со сладко сопящим Армени на запасном вальтрапе и подтыкая под спину краешек другого. — Странно — мне всё, прости Господи, казалось, что мальчик по старой привычке перепутал два рядом лежащих отверстия. И от вящего усердия
Было чуть конфузно лежать вот так на виду всего молодёжного лагеря. Кроме того, её тянуло прижаться к широкой спине, не так давно поросшей мужским грубым волосом, даже уткнуться носом в лопатки, но это было недостойным делом. Сырой бабской маетой, как говаривал один русский и советский писатель.
К тому же прочие парни уголком глаза да наблюдали за ходом религиозной церемонии. Уволочь свою добычу в кусты они ей сразу не дали — боялись, что старшая при случае не совладает с отчаянием своего подшефного и даже, напротив, подтолкнёт юнца к неминуемому. Но всё разыгралось как по нотам: Галина не пыталась начать с ласковых причетов, наоборот, мало не прикрикнула на угрюмца, назвав его полным именем. Армени-бн-Хваухли. (Жуть полнейшая.) Но когда он поднял глаза и всхлипнул, тихо улыбнулась навстречу и матерински обхватила кудлатую голову обеими руками. Дальнейшее случилось как бы само по себе: оба стали на колени, носы и губы сей же час нашли друг друга, алчные пальцы теребили застёжку за застёжкой, узелок за узелком, пока весь фасад не распахнулся настежь, при виде набрякшей по направлению к небесам плоти она смутилась и густо покраснела, как девчонка…
И каким-то странным образом именно оттого всё в конечном счёте срослось. Нет, не было никакого помутнения разума и сердечного трепета. Так просто, так же чисто, как обоим напиться воды: не стаканом, не фонтаном, но из родника.
«Похоже, что мою девственность отверзали не однажды — и всё самыми экзотическими способами, — сказала себе Галина, дотрагиваясь пальцем до припухших, измусоленных губ. — По крайней мере трижды, если не все четыре. И, чёрт, кинжалом было не так больно, как сегодня».
Кажется, она всё-таки задрёмывала — тоже не раз и не два. Сначала, когда малыш впервые как следует управился со своим делом и пал ничком, жарко дыша ей в волосы, — от облегчения. То есть пал он, а испытала блаженную лёгкость она. Арми только приступил к самой тяжкой части своих обязанностей. Должно быть, именно тогда и перетащил её поближе к зарослям на куске доброго сукна. В полусне Галине мнилось кое-что уж совсем ни в какие ворота не лезущее: будто у любовника выросло три головы с тремя шершавыми языками, и теперь он ублажал свою даму втройне.
Следующее просветление принесло умилительную картину двух ложек в одном тесном футляре: осенние ночи и в Сконде холодны. По слухам, тут даже зима бывает, даром что Восток. С холодными бурями, снегом и градом.
А теперь девушка проснулась окончательно. Предрассветный холод вонзался в мозги стеклянной шпагой, трава рядом с лицом была оторочена инеем, и…и вообще неловко просыпаться бок о бок с мужчиной на виду у всего воинского подразделения.
Выскользнула из кокона, изогнувшись, как червяк, и волоча за собой одежду. Вроде бы Арми собрал всё в такой славный аккуратный кокончик, ну и где всё это? В удалом запале снова разметали?