Миротворец
Шрифт:
Жалкое зрелище.
Каждый шаг к трону даётся мне с трудом, но я всё же делаю их, преодолевая слабость.
— Как же я мечтал увидеть эту картину… — глухо роняю, пока мои шаги эхом отражаются от высоких сводов. — Я воображал её в мельчайших подробностях, понимая, что скорее всего это никогда не случится. Я даже начал понимать Горгону, которая едва не вышибла себе мозги. Раз за разом делать одно и то же, ожидая иного результата… Безумие. Да…
Император беспомощно хватает ртом воздух. На его лице гримаса ужаса — возможно, впервые за тысячелетия
— Что… происходит? — хрипит он, пытаясь активировать способности, которые больше не отвечают.
— Чем выше ты находишься по рангу, — произношу я с трудом, — тем болезненнее ощущается откат, и тем слабее ты себя чувствуешь, будучи отключённым от арканы.
Его глаза расширяются в понимании, а на моих губах расцветает мрачная улыбка.
Мышцы, лишённые поддержки арканы, горят огнём, а тело, привыкшее к сверхчеловеческой выносливости, кажется налитым свинцом. Я продолжаю двигаться. Дышать тяжело, будто грудную клетку стянули железными обручами. И всё же я иду вперёд, опираясь на ненависть и решимость — единственное, что невозможно отключить.
Император, ещё минуту назад бывший воплощением космической мощи, сейчас выглядит жалко. Его кожа, утратив мерцающее сияние, стала землистой и дряблой. Тело, прежде наполненное силой, сгорбилось, как у древнего старика. В глазах, где плескалась бездна, теперь только страх и непонимание. Он обнажает свою истинную сущность — ущербное, трусливое создание, всегда прятавшееся за украденной мощью.
— Как?.. — только и может повторять он раз за разом. — Как?..
— Шесть раз мы исполняли с тобой этот проклятый танец, — вместо ответа бросаю я. — Шесть долгих раз… Седьмой будет счастливым… последним, я это чувствую. Не так ли, Лёшка?
Я почти достигаю трона, когда из-за него выступает фигура — светловолосый молодой мужчина в самой обычной одежде: потёртые джинсы с кобурой на поясе, клетчатая рубашка, поношенные ботинки. Его лицо, отражение моего в кривом зеркале, только моложе на 3 года. Физически во всяком случае. Ментально, увы, расклад несколько иной.
— Всё точно по плану, братишка, — негромко произносит Лёшка.
Я с теплом всматриваясь в его лицо. Сколько раз я видел брата мёртвым в своих кошмарах? Сколько раз вспоминал мутные глаза, запавшие щёки, обескровленные губы и следы наркотиков на бледной коже в холодном морге? А теперь он здесь — по-настоящему живой, с румянцем на щеках и тем же озорным блеском в серых глазах, до боли похожих на мои. Моя последняя и самая глубокая рана, наконец, затягивается, и я становлюсь целым.
— Невозможно! — хрипит Император, впервые за всю схватку по-настоящему потрясённый. — Откуда ты здесь взялся? Как ты отключил аркану? Как ты получил этот класс?! Я бы почувствовал… получил уведомление!
Я хочу объяснить, как и почему он проиграл, хочу уколоть его, но вместо этого душу глупый и бессмысленный порыв. Зачем ему знать, что он должен был увязнуть в бою, увязнуть настолько, чтобы не заметить ничего и никого. Зачем ему слушать, через что мы прошли…
— Мертвецам ответы ни к чему, — роняю я, не отрывая взгляда от брата.
Мы оба знаем, что этот момент слишком дорого стоил нам обоим.
Именно
Лёшка подходит ближе. Не призрак, не галлюцинация измученного разума. А затем из теней за троном выступает ещё одна фигура — Иерофант. Она выглядит измождённой, но решительной. Её кристаллическое лицо покрыто паутиной тонких трещин, сквозь которые сочится бирюзовое свечение.
— Шэндалия… — в голосе Императора звучит что-то между негодованием и отчаянием. — После всего, что между нами было!
— Прощай, мой друг, — тихо произносит она, и на её лице на миг мелькает печальная улыбка. — Я сохраню память о том, кем ты был, а не о том, кем ты стал.
— Пожалуйста… — Кар’Танар внезапно переходит на умоляющий тон, протягивая руку к Иерофанту. — Мы можем всё исправить. Вернуть как было. Ты, я, Эриндор…
— Обрати свои мольбы в другую сторону, — качает головой дева, указывая на нас с братом. — Теперь твоя судьба в руках тех, кого ты считал низшими существами.
— Это не может завершиться вот так, — упрямо возражает Император.
Он пытается говорить властно, но в его голосе сквозит почти детский испуг.
— Только так это и могло завершиться, — отвечаю я, ощущая странное спокойствие. — Никакие империи не могут существовать вечно.
— Объятия смерти одинаковы для всех, королей и нищих, — Лёшка делает шаг вперёд, и его глаза сверкают холодной яростью. — А теперь молись, выродок, сейчас вылетит птичка.
И Кар’Танар молится. Истово, отчаянно, шепчет что-то себе под нос. Даже он верит, что заслуживает спасения.
Усмехнувшись, краем глаза слежу за своим братом, в котором так много от меня.
«В тот день, когда Нулёвка будет приказывать Квазару, погаснут звёзды и Сопряжение перестанет существовать», — звучит в моей памяти голос Ваалиса. Но он ошибся в одном. Нулёвка отдаёт приказ не Квазару, а Коллапсару.
Не спеша, словно совершая ритуал, я достаю из потайной кобуры под расплавленным доспехом старый револьвер — Кольт Миротворец. Чернённый металл, латунные вставки и рифлёная рукоятка, чтоб не скользила в руке. Я знаю его насквозь…
— Этот револьвер принадлежал человеку по имени Олли, — говорю я, поглаживая шершавую рукоять, хранящую тепло чужих ладоней. — Он был мне как отец. Он был первым, кого я потерял, потому что ты решил поиграть в бога.
Ствол поднимается, упираясь точно в центр яйцеобразной головы.
Я чувствую, как его обхватывают тысячи и тысячи незримых рук — всех павших Стрелков, ведущих мою руку к этой финальной точке.
— Именно этот револьвер тебя и убьёт. Не оружие Сопряжения. Не могучий клинок. Ты не достоин их. Ты падёшь от примитивного огнестрела с захолустной планеты, который принадлежал человеку, которого я считал своим настоящим отцом.