Миротворец
Шрифт:
Лёшка синхронно достаёт свой собственный револьвер — потёртый, с царапинами на стволе, древний как сама ненависть.
— Подождите! — Император выбрасывает вперёд дрожащие руки. — Я могу дать вам всё! Силу, власть, миры под вашими ногами! Всё, чего только пожелаете!
— Верни мне Накомис, — обыденно говорю я, потому что знаю ответ.
Его лицо кривится в замешательстве.
— Кто? О ком ты? Твоя подруга? Твоя невеста? Она мертва? Я могу создать тебе десяток её копий, неотличимых от оригинала. Я могу…
— Тебе нечего предложить мне, — обрываю его пустые обещания. —
Страх искажает его черты, когда он понимает, что смерть неизбежна. В отчаянии он вскрикивает:
— Если я умру, эта планета будет уничтожена! Я позаботился об этом! И вместе с планетой взорвётся Сердцу Мироздания! Вы потеряете тысячи миров!
Пустые угрозы меня не трогают, и в глазах Лёшки я нахожу отражение моей решимости.
Бесконечная охота подходит к концу. Прожитые жизни, прожитые смерти, павшие друзья и любимая, разрушенные миры и пепел невинных на зубах — всё вело к этому единственному моменту.
В этот миг схлопываются все временные петли моей жизни. Всё, чем я был, всё, чем я стал, соединяется в одной точке здесь и сейчас — в дуле револьвера, направленного на того, кто отнял у меня всё и заставил проживать этот кошмар снова и снова.
Я отвечаю, и в моём голосе больше нет ярости, нет ненависти, нет злости.
Лишь глубокое и необъятное спокойствие:
— Моими глазами смотрят все Стрелки, кто жил до меня. Моим голосом говорят все, кто носил этот титул. Ты убил их всех. Но они здесь. Со мной. Слышишь? — механический щелчок, с которым я взвожу курок. — Это их прощальный подарок. Это их приговор.
По лицу Лёшки пробегает волна. Даже сейчас ему тяжело видеть свидетельства того, что я пережил, но он продолжает:
— Тысячи миров, миллиарды жизней. Настало время платить по счетам.
— За Накомис, — добавляю я тихо.
Император вжимается спиной в трон, его губы дрожат, с них срываются мольбы и обещания, но мы уже не слушаем. Есть время для милосердия, и есть время для правосудия.
Мы нажимаем на спусковые крючки одновременно, будто два сердца, бьющихся в унисон. Я слышу эхо всех погибших друзей, шёпот Накомис, последний вздох Горгоны — все они здесь, все они наблюдают.
Грохот выстрелов разрывает тишину тронного зала.
Две простые свинцовые пули, не наполненные арканой, не усиленные магическими способностями, впиваются в череп Кар’Танара, разнося его яйцевидную голову брызгами зелёной слизи и осколками костей.
Величайший тиран… бессмертный Император… сползает по великолепному символу своей власти, оставляя зелёные смазанные следы.
Так он и замирает бездыханный. Нескладная фигура, убогая и в конечном счёте совершенно незначительная.
Его переключатель мертвеца не срабатывает. Ничего не происходит. По-другому и быть не могло в Ауре нуллификации.
А мы с Лёшкой стоим над его телом, застывшие в моменте абсолютной звенящей тишины, пока вокруг рушится империя, построенная на страданиях миллиардов жизней.
Пустота внутри, которую я нёс столько жизней, начинает медленно заполняться — не радостью, нет. Чем-то более глубоким. Покоем, которого я не знал
* * *
Душа Императора парит в пустоте — чистое сознание, лишённое тела. Какая странная и нелепая смерть для повелителя всего сущего: пасть от примитивных свинцовых пуль. Однако Кар’Танар предусмотрел и такое. Смерть — лишь временное неудобство для того, кто владеет необъятным могуществом.
Стоило его аркановой энграмме отделиться от тела, как сработала одна из нескольких резервных способностей последнего шанса. Остальные оказались заблокированы Аурой нуллификации.
Он стремится вернуться в прошлое, в момент за минуту до появления Нуллификатора, но…
Что-то идёт не так. Его сознание не может нащупать временные нити, раз за разом ударяясь о невидимую преграду. Отчаянно он бросается в разные точки прошлого, но везде встречает заслоны, словно кто-то обрезал все пути отступления.
Тогда Император пытается зацепиться за будущее — час, день, столетие вперёд, безразлично. Но и там его ждёт глухая стена.
Он ощущает их присутствие. Семь сущностей, древних и равнодушных, окружают его кольцом. Ультхаки. Проклятые дети Предтеч плетут вокруг его души непроницаемый кокон темпоральной изоляции.
«Тебе некуда бежать, Кар’Танар, — их голоса звучат как один, резонируя на частотах, недоступных смертным. — Твой путь завершён».
Ярость придаёт его душе сил. Император собирает остатки своей сущности в единый клинок и бросается на ближайшего ультхака, пытаясь прорвать их строй. Но атака проходит сквозь них, как через туман. Они смеются — не голосом, а самой тканью реальности.
«Ты никогда не понимал, что время не принадлежит никому. Даже тебе».
Отчаяние захлёстывает Императора. Он пытается разорвать кокон, вложив в удар всю свою волю, тысячелетнюю злобу, всё своё могущество. Тщетно. Стены темницы лишь сжимаются теснее.
Его сущность начинает распадаться. Мелкие фрагменты отделяются, растворяясь в пустоте. Процесс необратим.
«НЕ ВЫ! НЕ ВЫ РЕШАЕТЕ МОЮ СУДЬБУ!» — вопль сотрясает границы тюрьмы, но не может их разрушить.
Семь фарфоровых масок и семь пар глаз наблюдают за распадом с беспристрастностью учёных. Сознание Императора мерцает, как гаснущая свеча. Последние мысли рассыпаются, словно песок между пальцами.
«Звёзды падут!.. Но Империя… будет… стоять… вечно!»
«Я должен… вернуться…»
«Я дол…»
Последний безумный вой разрывает пустоту, а затем остаётся лишь тишина и семь наблюдателей, окружающих место, где некогда существовало самое могущественное и одновременно самое жалкое существо во вселенной.
Глава 37
Тело Кар’Танара ещё не успело остыть, а уже воздух в тронном зале становится легче, словно исчезла невидимая тяжесть, давившая на мир тысячелетиями. Мы с Лёшкой переглядываемся — в его глазах отражается то же опустошение и странное спокойствие, что охватывает и меня.