Мировой Ворон
Шрифт:
Для своего возраста Ингрид была низкого роста, но ловкая и сильная, а энергия у нее била через край. Алахан всегда говорил, что владеть боевым топором ей не суждено, но с ножом она может стать настоящим кошмаром для врагов.
Девушка пригладила длинные каштановые волосы и улыбнулась Бейранду.
Тот что–то неразборчиво пробурчал в спутанную черную бороду. Он несколько раз ее бил, но потом Рулаг Медведь приказал ему прекратить. И теперь она в отместку издевалась над ним при каждой возможности, ведь за шалости ей не выбьют оставшиеся зубы.
— Когда в тебе отпадет всякая надобность,
Ингрид опустила взгляд и недовольно надулась.
— А что я такого сказала? Я просто назвала тебя жирным… а ты и вправду жирный. Очень.
Она улыбнулась и метнулась от него прочь, пробегая вдоль шлюзов, потом спрыгнула с каменной стены на булыжную мостовую и понеслась к центру Фредериксэнда. Бейранд изо всех сил пытался за ней угнаться, ругаясь между приступами одышки.
Столица владений Слезы раскинулась от гавани через прибрежные фьорды до низких предгорий. Большинство зданий, основательных и солидных, имели обширные подвалы, где жители укрывались от холодных ветров. Каменные купола и соломенные крыши в хаотичном порядке выстроились вдоль берега Фьорланского моря, образуя огромный наклонный полукруг. Фредериксэнд. Ее дом, дом ее отца и брата. Но сейчас все изменилось: плачущего дракона сменил красный медвежий коготь. Отец погиб, а Алахан… Ингрид не знала, где он.
На бегу она натолкнулась на мужчину, который стоял, прислонившись к шлюзу. Он грубо схватил ее за горло, и его кольчуга оцарапала ей лицо.
— Куда–то собралась, волчонок?
Это оказался Харрод. Жрец Ордена Молота. Ну, по крайней мере, все остальные обращались к нему «отец», и он походил на жреца. Самой же Ингрид казалось, что настоящий жрец не может быть таким ужасным, как Харрод. Дядя Магнус его ненавидел, а отец изгнал из Фредериксэнда, но он вернулся назад вместе с Рулагом Медведем.
— Просто помогаю Бейранду немного размяться, — ответила она, потирая царапину на подбородке. — Через пару секунд он тоже появится здесь. Можешь сам у него спросить.
Харрод ухмыльнулся, обнажив гнилые зубы. Все его лицо покрывали фурункулы, и один взгляд на него вызывал отвращение. Волосы у жреца были редкие и засаленные, а пальцы — слишком длинные.
Из ближайшего переулка показался Бейранд. Он тяжело дышал, лицо у него побагровело.
— Отец! Извини, мелкая сучка заставила меня побегать.
Харрод, все так же держа Ингрид за горло, грубо дернул ее вверх, чтобы она стояла прямо. Прикосновения его скользких, потных лап были ей отвратительны. Кроме того, все подручные Медведя ужасно воняли — похоже, в этом заключалось еще одно проклятие Джарвика.
— Тебе нужно получше приглядывать за ней, — заметил жрец. — Она скользкая штучка. Никогда не делает того, что ей говорят.
— Я делаю! Просто это зависит от того, кто именно говорит. — Ингрид снова улыбнулась. — Хотя папа утверждал, что я по натуре бунтарка.
Бейранд наконец отдышался и сплюнул на снег.
— Мудрость твоего отца верно служила ему… пока мы не вспороли ему брюхо.
Всего лишь слова — сотни раз она слышала подобные оскорбления, — но каждый раз они глубоко ее ранили. Отец всегда был с ней рядом. Алдженон Слеза научил ее отличать добро от зла, ругал ее за шалости и обнимал,
— Следи за языком, Бейранд, — оборвал его отец Харрод. — Девчонке и так пришлось несладко. — И он улыбнулся ей злорадной, мерзкой ухмылкой, которую гнилые зубы делали еще более отвратительной.
— Мой брат всех вас убьет! — выдохнула она. В горле у нее пересохло, а на глаза набежали слезы.
Они дружно рассмеялись, недобро посматривая на нее. Нахальные невежи.
— И Вульфрик тоже собирается вас убить!
— Давай–ка доставим мелкую сучку обратно в чертоги, пока нас тут ненароком не поубивали, — ухмыльнулся Харрод. — Лорд Укротитель Медведей почти готов к походу.
В глубине души у Ингрид появился проблеск надежды. Если Медведь покинет город — она будет от него свободна. И если охранять ее останется только Бейранд, то она мгновенно от него сбежит.
— Хватит лыбиться, волчонок, — оборвал ее Харрод. — Ты идешь с нами.
Чертоги отца тоже изменились. Большое деревянное здание с виду осталось прежним, но из него ушло тепло. Со стен поснимали трофейные черепа троллей, ледяных пауков и фамильное оружие предков. Захватчики убрали все напоминания о доме Слезы. Даже личные покои, скромно приютившиеся в задней части за залом собраний, полностью выпотрошили и превратили в рабочий кабинет Рулага.
Стремление уничтожить все напоминавшее о прежних хозяевах ужасало. Казалось, Рулаг боится любого упоминания об Алдженоне и доме Слезы. Раньше он боялся его топора, а сейчас Рулага страшило даже его наследие. Только это и спасало Ингрид. Она происходила из рода Слезы, у нее была сильная кровь и еще более сильный брат. Ингрид — слишком сильная, чтобы Рулаг мог просто избавиться от нее.
Ее провели в зал собраний под надзором Бейранда и еще четырех воинов из Джарвика. Каждый из присутствовавших в зале держал в руках странное оружие, которое называлось глефы. С лезвиями как у топоров, только зазубренными и на длинном древке. В дальнем углу зала сидели несколько десятков более загорелых мужчин — ближайшие подручные Рулага. Они были не лучше его самого: тыкали всем в нос свое превосходство, плевали на другие города Фьорлана и клялись в верности дому Медведя, обещавшего им власть и влияние в «новом Фьорлане». Они станут вождями и командирами, насаждающими законы Медведя. Точно так же, как он сам насаждал во Фьорлане законы каресианской ведьмы. Они постоянно говорили о ней, будто считали ведьму своим секретным оружием. Ведьма находилась на другом краю света, но ее влияние ощущалось даже в чертогах Слезы.
— Как далеко отсюда до Тиргартена? — спросила Ингрид у Бейранда, поднимая взгляд на его бородатое лицо. — Я имею в виду, за сколько дней армия до него доберется?
— Заткнись, — пробурчал он. — Если будешь сидеть тихо, мне не придется затыкать тебя оплеухой.
Она повернулась к другому бородачу.
— Как далеко отсюда до Тиргартена? — спросила она у другого воина. — Бейранд мне не отвечает. А я просто хочу все знать. Мне интересно. Но если ты тоже не хочешь говорить — это ничего. Я все равно узнаю.