Миры Филипа Фармера. Том 4. Больше чем огонь. Мир одного дня
Шрифт:
Не перестарался ли он, убеждая Иммермана в своей готовности?
«Я не хочу умирать!» — кричали в нем голоса, так громко и отчаянно, что Ому казалось, будто Иммерман тоже их слышит. Это, конечно, чепуха, но Ом чувствовал, что комната прямо-таки звенит от их криков.
— Сейчас ты пойдешь на работу, — сказал Иммерман. — Одна из наших, представившись твоей приятельницей, предупредила, что ты задерживаешься по уважительной причине. Ее зовут Аманда Траш. Не забудь. Она сказала, что ты упал в душе и ушиб спину, но придешь попозже. Запомнил? Хорошо.
Я хочу, чтобы ты поразмыслил
Чарли думал, что теперь Иммерман его отпустит Однако дед все сидел, глядя в пространство и кусая губы. Чарли ждал. Сиамский кот неотрывно глядел на него, громко мурлыча под рукой Иммермана. Дед гладил кота левой рукой — наверное, это в него я левша, подумал Чарли. По обеим линиям наследственности.
Минг — такой, казалось бы, разнеженный хозяйской лаской — вдруг встал, потянулся, соскочил с колен Иммермана и вышел из комнаты по каким-то своим таинственным кошачьим делам. Иммерман, проводив его любовным взглядом, сказал:
— Кошки как люди. Во многом они предсказуемы, но, когда ты думаешь, что познал их досконально, делают такое, чего ты никак не ожидал. Мне хочется думать, что так у них проявляется свободная воля. — Он посмотрел на Чарли. — Не думаю, чтобы ты понимал, что поставлено на карту и что мы пытаемся сделать. Возможно, когда я тебе это объясню, ты преодолеешь свое возмущение против легкого насилия, которое мы вынуждены время от времени применять ради достижения наших целей.
Ом поерзал на стуле.
— Мне это уже объясняли мои родители.
— Это было давно. К тому же ты — особый случай. Живя день за днем горизонтально и становясь каждый день новым человеком, ты несколько утратил острое чувство принадлежности к иммерам, свойственное всем нам. Каждый твой двойник старался насколько возможно обрезать связи с остальными шестью. Но изоляция была условной, поскольку тебе приходилось переходить от одного к другому, заметать следы, так сказать. Кроме того, тебе время от времени напоминали, что ты не один — вас семеро. Это случалось в тех редких случаях, когда тебе приходилось передавать что-то из одного дня в другой. В последнее же время тебе напоминали об этом слишком часто Тебя взболтали, как в миксере Каждое из твоих «я» под угрозой, все твои образы налезают друг на друга.
— Это же временно. Все наладится, и я буду в порядке.
— Не «я», а «мы», ты хочешь сказать? — Иммерман с легкой улыбкой подался вперед, стиснув руками колени. Пальцы левой руки все еще двигались, словно гладя невидимого кота. — Видишь ли, Джефф, то есть Чарли, — ты ведь у нас не единственный дневальный. Имеется по крайней мере дюжина других в больших городах Западного полушария и несколько человек в Китае. Но никто из них не вжился в свои роли целиком, как ты. Никто из них не сделался
— Я не верю в полумеры, — сказал Чарли.
Иммерман улыбнулся и откинулся назад, сплетя пальцы.
— Прекрасно. Настоящий Иммерман. Но тебе следовало бы отнестись с тем же пылом и старанием к другой своей роли.
— Какой? — после долгого молчания спросил Чарли.
Иммерман направил на него обвиняющий палец.
— К роли иммера!
Чарли отдернул голову, точно палец целил ему в глаз.
— Но… я был и остаюсь иммером!
Дед снова сложил руки, выстукивая пальцами левой какой-то ритм по правой.
— Не целиком. Ты проявил некоторые колебания в исполнении приказов. Ты позволил своим личным чувствам, своему отвращению к насилию, в других обстоятельствах достойному даже восхищения, взять верх над чувством высшего долга.
— Кажется, я знаю, о чем идет речь — но все-таки спрошу.
— Тебе было приказано после допроса Сник немедленно идти домой. Но ты остался ждать у дома. Очевидно, ты намеревался помешать убийству. Ты пренебрег опасностью, которую представляла для нас живая Сник. Я тоже, кстати, считаю, что ее не следовало тогда убивать. Впрочем, твое вмешательство в итоге спасло ей жизнь.
— Но сегодня ее убили?
— Нет. Просто укрыли в надежном месте. Но, возможно, ее еще придется убить. Иногда мы вынуждены делать то, что нам не нравится. Мы делаем это, Чарли, потому что стремимся к высшему благу.
— Которое состоит?.
— В расширении всеобщих свобод, в истинной демократии. В таком обществе, где мы будем избавлены от неусыпного надзора правительства. Нам и сейчас достаточно плохо живется, а будет гораздо хуже. Правительство долгое время рассматривает один проект, осуществление которого полностью оправдывает все наши действия.
Он сделал глоток из чашки. Чарли напряженно подался вперед.
— Мы — я и некоторые мои коллеги — боремся против этого недостойного и неприличного плана. Но мы в меньшинстве.
Так и есть, подумал Чарли, — он член всемирного совета.
— Проект состоит в том, что каждому взрослому человеку вживляется микропередатчик, передающий закодированные позывные данного лица. Спутники и наземные станции принимают эти сигналы непрерывно, за исключением того времени, когда человек каменируется. Кое-кому хотелось бы, чтобы передача велась и тогда, но это невозможно. А это означает, что правительство сможет определить местопребывание любого человека с точностью до нескольких дюймов и сумеет немедленно этого человека опознать.
Чарли мысленно готовился к удару, но все-таки был ошеломлен.
— Так ведь тогда и дневальничество станет невозможным — нарушителя сразу же обнаружат!
— Верно. И даже если оставить пока в стороне твои личные проблемы, этот проект лишает человека всякого достоинства. Оголяет людей, превращает их в цифирь, в пронумерованные нули. Мы против этого и против наблюдения, которое ведется за нами сейчас. Пусть уж лучше человечество подвергается опасностям демократии наряду с ее благами. Одно без другого невозможно.