Миры и судьбы. Книга четвёртая
Шрифт:
Сергей заволновался:
– Ты не любишь георгины?
– Люблю… конечно, люблю. Я все цветы люблю.
– Вот и хорошо. Значит, буду покупать те, что на сегодня самые красивые.
***
Утром, в понедельник, Сергей отвез Регину на занятия.
Они не афишировали свои отношения, но и не скрывали их, а потому очень скоро утихло перешептывание, любопытные взгляды перестали буравить спины.
Собственно не было ничего удивительного в том, что встречаются два взрослых
***
С недавних пор в доме Александры появилась икона.
Женщина не была верующей. Она допускала, что где-то там… непонятно где… есть какой-то высший разум, создавший все в этом мире и управляющий им… может, есть, а может – и нет… желания думать об этом у Александры не возникало.
Но, в один из дней, в больничном коридоре, к ней подошла женщина, почти ее ровесница, и протянула что-то завернутое в газету.
***
Александра сразу узнала эту посетительницу, мать, покончившей с собой совсем недавно, пациентки.
Казалось, больная шла на поправку, ее уже готовили на выписку.
Состояние пациентки было стабилизировано, приступы паники купированы… но, в одну из ночей, девушка вскрыла вены осколком ампулы, забытой нерадивой медсестрой.
К утру все было закончено. Пациентка медленно истекла кровью.
Суицид всегда и везде ЧП, даже в психиатрической клинике. Особенно, если родственники требуют разбирательства и наказания виновных.
Мать самоубийцы ничего не требовала, ни чьей "крови" не хотела. Она подписала все полагающиеся документы и готовилась забрать тело дочери…
***
Женщина протягивала Александре пакет:
– Возьмите. Я знаю, моя девочка хотела бы, чтобы это было у Вас.
– Не нужно. Зачем?– Александра пыталась отвести руку женщины.
– Возьмите. Это икона. Старая, намоленная. Дочка о Вас часто говорила, если бы успела, сама подарила. Наша девочка поздний ребенок, и она уже давно хотела покинуть этот мир. Эта попытка суицида уже пятая… вот, наконец, ей удалось довести до конца задуманное… Я никого не виню, ни на кого не обижаюсь, просто, думаю, что и мы с мужем не задержимся надолго в этом мире. Возьмите икону. Пусть будет у Вас.
Дома Александра развернула пакет.
Суровый лик Спасителя, то ли благословляющий, то ли грозящий карой за неправедную жизнь, взирал на нее сквозь темный многолетний налёт.
Александра показала икону Сергею. Тот сразу оценил старинность образа, и предложил Александре отвезти икону на реставрацию. Женщина не захотела.
Регина поддержала Сергея:
– Тётя Аля, посмотрите, она же вся почерневшая, кажется, в каком-то жирном налёте.
– Это не налёт, девочка, это высохшие слёзы тех, кто просил о сокровенном. И это не жир – это следы благодарственных поцелуев от тех, чьи молитвы были услышаны.
Через
Она хотела узнать, где в доме нужно поместить образ Спасителя.
Икону женщина взяла с собой.
В углу храма тушила поставленные кем-то свечи, закутанная в черное, похожая на печного таракана, воцерквлённая богомолка.
Александра подошла к ней, поздоровавшись, задала интересующий ее вопрос. Богомолка оживилась:
– Что за икона? Надо б глянуть.
– Она у меня с собой. Вот, смотрите, – Александра развернула пакет.
Глаза прихожанки алчно заблестели. Она влет оценила и стоимость, и редкость иконы:
– Зачем она тебе? Я ж вижу, что ты неверующая! А такая благодать должна принадлежать достойному человеку.
Александра усмехнулась:
– А "достойный" – это Вы?
– Ага, – богомолка радостно закивала головой.
– Нет.
– Что нет?
– Нет. Вам икону я не отдам. И вообще никому не отдам,– Александра развернулась и пошла прочь из церкви.
Вслед ей неслись проклятие и пожелания кары небесной от ярой церковницы.
Дома Александра повесила икону в восточном углу, даже не зная, что угадала, почувствовала сердцем церковные каноны…
С того дня, иногда, совсем не часто, она подходила к иконе и о чем-то тихо разговаривала со Спасителем.
Женщина старалась не нагружать Его своими просьбами и проблемами. Просила только за Светлану, свою дочь, и за Регину, которую уже давно воспринимала, как свою вторую дочь…
Александра радовалась за свою девочку и тихо просила Бога: "Господи, пусть ей наконец-то улыбнется счастье"…
Глава третья
Закончилась мягкая теплая южная осень и, ей на смену, пришла зима, мало чем отличающаяся от промозглой осени Слобожанщины, в которой прошло детство Регины.
Те же ледяные, пронизывающие до костей, ветры, разве что снега нет.
Снег в Городе у Моря выпадал редко, а если и выпада, то становился стихийным бедствием в полном смысле этого слова.
Отгремел Новый Год, вслед за ним тихо прошло Рождество.
Страна еще не ударилась повально в религиозность, а потому Рождество если и праздновали, то тихо, по-домашнему.
Сразу после Крещения, в одну ночь, ударил мороз.
Еще вечером моросил противный зимний дождик, а утром все дороги обледенели, ветви деревьев, покрытые толстой коркой льда, ломались и падали. Кое-где оборвалась линия электропередачи.
Город стал.
А к вечеру повалил снег и доломал то, что не удалось обледенению.
Регина проснулась утром понедельника. Нужно было добираться в училище, вот-вот начнется сессия, пропускать занятия, значит привлекать к себе внимание педагогов, которые припомнят на экзамене плохую посещаемость.