Миряне
Шрифт:
— Это кто тут тебе партак? — взвился какой-то незнакомый молодой стрелец, — ты за языком то сле…
Не успел договорить горячий юноша, как ещё одна стрела воткнулась уже у его ног.
— Объясняю для особо одарённых, — улыбнулся я, — ЦСКА — это центральный стрелецкий клуб армии. Годится такое название для вашей команды?
— Это мы ещё помозгуем, — хитро прищурился Федот, что означало, название понравилось, — а что такое Спартак? С чем его едят?
— Спартак — это спа-артивно-атлетический клуб купеческого квартала, — я проакал как коренной москвич, — теперь па-анятна? Не называться
Кто-то из мужиков в толпе захрюкал и заржал, как конь. Из-за чего общее напряжение сошло на нет.
— Хорошая идея! — наконец выпалил Федот, — на сегодня хватит, завтра сыграем. А сейчас ребят надо сменить в городе. Кто на дежурство, кругом марш в баню. Не хватало, чтоб мы чумазые по Житомиру ходили, как рванина.
Мужики, которые совсем недавно меня хотели прибить, за то, что лишил их дорогой сердцу игрушки, заулыбались, и кое-кто подошёл ко мне и пожал руку. Когда весь служивый люд «рассосался» я показал Федоту на четверых кудрявых ребятишек.
— Знакомься, это дети сироты, одного из ваших соратников, — я подвёл его к Маришке с малышами, — сегодня вытащил их из трущоб. Как видишь, помыл, привёл в порядок. Может быть пора бывших стрельцов, кто упал на самое дно обратно вернуть, дать им второй шанс.
— Запойные, какой сейчас с них прок? — кисло улыбнулся старшина, обдумывая, как бы отвязаться от меня и детей.
— Послушай, ведь война скоро, сам же видишь, — зашептал я, пока детишки не пустили слезу, — скоро каждый мушкет на пересчёт будет. Ваш Натанович он ведь может закодировать на пару дней, а там глядишь, и пить некогда будет.
— Ну не знаю, — заупрямился Федот, — куда я их поселю, а нас тут ничего бесплатного нет. За каждый дом в казну платить придётся из общего кармана.
— У этих детей деньги есть, — я кивнул на Маришку, которой передал четыре золотых монеты, и ещё две должен был.
А за два золотых корову в Житомире купить можно было, и пожить какое-то время.
— Кстати, вот для Василисы обещанный брючный костюм, — я протянул свёрток старшине стрельцов.
— Что ж ты сразу с этого не начал, — оживился он, — Вася мне уже с этой заразой всю плешь проела, сходи отыщи, да сходи отыщи. Пойди туда не знаю куда, найди то, не знаю что. Вытащим вашего папку! — подмигнул Федот детям.
Мы ещё раз ударили по рукам и договорились, что завтра в полдень на базарной площади, сыграем в голямбойку.
— Шайтан эту игру придумал, — пробурчал себе под нос стрелец.
Почти всю обратную дорогу Иримэ молчала. Лишь на шумном базаре, где каждый слышал только себя, не выдержала.
— Надо было этого Федотку пристрелить! — зашипела она, — у нас в Чудесной стране детей на улице не бросают. Когда вырастут тогда да, каждый выкарабкивается, как может. А когда маленькие, обязательно обогреют, накормят, спать уложат.
— А потом ещё и продадут? — не выдержал и я.
— Почему не продать в хорошие руки? — удивилась Иримэ, — поработают в услужении, обучатся ремеслу. Потом вырастут, сами ещё спасибо скажут.
— Кстати по поводу ремесла, зайдём, — мы завернули в маленький магазинчик тканями, где кроме простых отрезов ещё и шили, что душе угодно.
В этом заведение
— Значит, вам нужно шесть одинаковых платьев красного цвета с белой полоской на детей? — продавец, тощий парень, в третий раз уточнял детали заказа.
— Почему на детей! — не выдержал я, — на меня надо, на неё, и ещё на несколько крепких мужиков. И это не платья, а спортивные футболки!
— Постойте, но они же слишком короткие, они же, — продавец придвинулся поближе ко мне и прошептал мне на ухо, — жопу не закрывают.
После он выразительно посмотрел на Иримэ.
— Хорошо, давайте так, размеры вам — понятны? — я дождался кивка портного, — место, куда пришить белую полоску понятно? — портной ещё раз кивнул, — так что вам тогда не понятно?
— Эти платья слишком короткие для взрослых людей, — проблеял скороговоркой парень, нервно теребя ленту сантиметра.
— А если я скажу, что футболки — это почти рубахи, так вам понятней будет? — я перешёл на крик, — не надо чтоб они прикрывали чью-то жопу!
— Почему тогда короткие рукава? — не отступал ни на шаг от принятых канонов настоящей моды зануда портной.
— Хорошо делайте с длинными рукавами, — я махнул на свою принципиальность.
— Значит, вам нужно шесть одинаковых рубашек с белой полоской на груди? — парень снова «подзавис», — а зачем белая полоса на рубашке, это же не красиво?
— А на платье? — я от злости сжал кулаки.
— На платье, — портной снова покосился на эльфийку, — может быть хорошо. Подчёркивает линию груди.
Пришлось для профилактики вмазать мастеру портняжного дела, так чуть-чуть, в одну десятую реальной силы в челюсть. И о чудо, всё сразу «разложилось по полочкам» и не вызвало дополнительных вопросов. Лишь я вынужден был доплатить одну серебряную монету за причинённые неудобства.
— Нельзя тебе ходить по модным магазинам, — равнодушно заметила Ири, когда мы вышли на улицу, — нет в тебе никакого такта.
— Такт есть, терпения не хватает, — пробурчал я.
По дороге в свой торговый дом я, кипя от злости, приобрёл на рынке квадратный кусок мела и чёрную доску для лепки вареников. Лишь в родных «Рогах и копытах», когда прибил её на стенку, мне действительно полегчало.
— Вот, — я мелом нарисовал крестик на доске, — теперь можно обучать безграмотное подрастающее поколение азбуке.
И только сейчас я обратил внимание, что в помещении царит не то настроение, с которым встречают дорогих покупателей и собственное начальство, то есть меня. Хелена за прилавком из-за чего-то тихо плакала. Я посмотрел на Ванюху, тот пожал плечами, якобы ни при чём. За столиком меня давно поджидал коренастик Ханарр, который приволок какой-то мешок. Он тоже был растерян. В углу я заметил двадцать фирменных бутылок от стекольщика. Неужели психованный стеклодув обидел дочку книгочея, но чем? Я же только сегодня утром провёл с ним воспитательную беседу. Эльфийка принесла себе кружечку кофе и уселась за столик смотреть, чем закончится представление. Вот что значит цирковое воспитание, где к чужим слезам равнодушны.