Мишка, Серёга и я

Зелеранский Ниссон Яковлевич

— Подберите немедленно! Мальчик абсолютно прав. Стыдно, молодой человек!

Другая, достав из свертка конфету, погладила Миронова по голове и сказала:

— Умница. Бери, бери, не стесняйся.

Парень хмыкнул и, подобрав окурок, очень ловко бросил его в урну.

Миронов уже без опаски подошел ко мне.

— Здорово я его? — хвастливо проговорил он, уплетая конфету.

— Как тебе не стыдно! — чуть не плача, сказала Милочка. — Это был мой нарушитель.

Николай Сергеевич, подмигнув мне, вынул папиросу

и, несколько раз затянувшись, бросил ее под ноги.

— Ага! — закричала в восторге Милочка, забыв про свою обиду. — Вот и вы бросили! Поднимите, сейчас же поднимите!

— Неужели бросил? — сокрушенно спросил Николай Сергеевич. — Ай-ай-ай! Придется поднять.

Он покорно поднял окурок и бросил его в урну.

— Смотри, Гарик, он меня послушался! — с радостным удивлением воскликнула Милочка.

— Конечно, — сказал я снисходительно, переглядываясь с женой Николая Сергеевича. Мы-то с ней понимали, в чем дело. — Ты молодец!

Милочка просияла и победоносно посмотрела на Миронова.

В эту минуту я неожиданно сделал важное педагогическое открытие. Детей надо хвалить! Почему меня не признают мои пионеры? Я их только ругаю. Великий дрессировщик Дуров не ругал своих зверей (то есть не бил). Он их только хвалил (то есть подкармливал). Это я вычитал еще в детстве, когда собирался стать клоуном. И звери проделывали ради него такое, на что и не каждый человек способен.

Вот Васька Миронов. С каким удовольствием он ест конфету! Я ни капли не сомневаюсь, что он видит в ней не просто лакомство. Это награда. Очевидно, у женщины, которая похвалила Васю, педагогическое дарование.

Я уже не говорю о нашем патруле в целом. Ведь что с нами происходило? Мы мерзли, скучали, не могли заметить ни одного непорядка. Но стоило Николаю Сергеевичу похвалить нас, как мы словно ожили!

Отныне я буду только хвалить своих пионеров. Когда же они уж очень провинятся, я только укоризненно взгляну на них и слегка покачаю головой. Они поймут. Хотя бы потому, что на этот раз я не буду их хвалить.

В это время подошел еще один троллейбус.

Загоревшись, Миронов дернул меня за рукав и спросил:

— Гарик, а патрули в троллейбус пускают?

— Конечно. Тебе, видно, понравилось? — с улыбкой сказал я, твердо помня свое решение хвалить во что бы то ни стало.

— Ничего, — согласился Миронов. — Вроде казаков-разбойников. А в троллейбусах бесплатно, да?

Все-таки он был неисправим. Но я ничего ему не сказал, потому что заметил маленькую старушку, спешившую к остановке. Она совсем запыхалась и махала рукой, чтобы троллейбус ее подождал.

— Ребята, помогите гражданке, — распорядился я. — А я задержу машину.

Подойдя к троллейбусу, я сказал:

— Товарищ водитель, к вам бежит пассажир. Подождите несколько секунд, пожалуйста.

Водитель, не ответив, закрыл дверь перед моим носом. Тем временем

ребята уже подскочили к старушке и, подхватив ее под руки, волокли к троллейбусу.

— Товарищ водитель, они уже близко, — строго проговорил я.

— Опаздываю, — сухо ответил водитель и взялся за свои рычаги.

— Милочка! — крикнул я подбежавшей девочке. — Запиши номер машины, мы сообщим куда надо.

Старушка была уже совсем рядом. Я даже слышал, как Васька ей говорил:

— Дыши глубже, бабка. Три шага — вдох, три — выдох.

Милочка забарабанила кулачками в дверь и воскликнула:

— Как вам не стыдно! (Я просто не узнавал смирную председательницу совета отряда.) Бабушка вспотела, а вы хотите оставить ее на морозе. Она же простудится!

Дальше все случилось одновременно. Водитель тронул машину, и тут же Васька Миронов, отпустив старушку, бросился под троллейбус. Я закричал. За моей спиной закричали Николай Сергеевич и его жена. Водитель резко затормозил. Силуэты в окнах сильно качнуло вперед.

Но Васька вовсе не лежал раздавленный, а стоял очень довольный и упирался обеими руками в фару. Я понял, что навсегда запомню его маленькие, в чернильных пятнах пальцы с обгрызенными ногтями, лежавшие на выпуклом граненом стекле.

— Тебе уши надо надрать, негодяй! — прошипел я.

— Гарик, здорово я его затормозил! — захлебываясь от гордости, сказал Васька. — А ты говоришь, из меня патруля не получится!

Водитель выскочил из машины.

— Товарищ милиционер! — крикнул он, хватая за шиворот меня и Ваську.

— Уберите руки, — с достоинством сказал я.

Вокруг стала собираться толпа. Подошел милиционер. Он взял под козырек и холодно сказал мне:

— Ваши документы, молодой человек.

— Пожалуйста, — проговорил я, доставая комсомольский билет.

— Можно вас на минутку? — позвал милиционера Николай Сергеевич. Он стоял в стороне и курил, поглядывая на нас своими внимательными и чуть насмешливыми глазами. — И вас, товарищ водитель.

Милиционеру и водителю, по-моему, совсем не хотелось с ним разговаривать, но он показал им какое-то удостоверение и стал что-то негромко объяснять. Милиционер и водитель вдруг посмотрели в нашу сторону и заулыбались. Я постарался не обращать на это внимания и сказал:

— Граждане, мы пионерский патруль. Кто из троллейбуса, прошу сесть в машину: она сейчас пойдет. Остальные будьте любезны разойтись.

Водитель, попрощавшись с Николаем Сергеевичем, побежал на свое место, на ходу подмигнул нам и поднял руки, как это делают, когда сдаются. Уже взявшись за рычаги, он высунулся и спросил: