Мишка, Серёга и я
Шрифт:
— Пожалуйста. Я согласен пойти вместо Борисова и Соломатина.
— Правильно, — с облегчением проговорил Геннадий Николаевич. — Иди.
— Ты взял письма? — обиженным тоном спросил я Мишку.
— Взял, — зло буркнул он и, не дожидаясь меня, пошел к двери.
Я направился вслед за ним, но, задержавшись на пороге, обернулся и сказал:
— У нашего класса вообще есть такая черта: ни с того ни с сего набрасываться на человека. Помните, как вы беседовали
— Ради бога, уходи! — взмолился Геннадий Николаевич.
— Вы могли бы и не просить! — отрезал я и вышел, старательно прикрыв за собой дверь.
Я был очень доволен тем, что так спокойно и с таким достоинством отчитал ребят.
Среди писем, которые мы должны были разнести, почти десять штук было адресовано Н. С. Черных.
— Это же Николаю Сергеевичу! — с радостью воскликнул я.
— Ну и что? — сквозь зубы спросил Мишка.
— Во-первых, брось дуться, — сказал я великодушно. — А во-вторых… Конечно, другой на моем месте не стал бы заботиться о людях, которые так его обидели. Во-вторых, Николай Сергеевич может нам помочь.
— Думаешь? — загорелся Мишка.
— Конечно. Один звонок в ЦК партии.
— Он тебя узнает?
— Как-нибудь, — сказал я со снисходительной улыбкой. — Ведь я все-таки один из его литературных героев.
Говоря откровенно, мне хотелось зайти к Николаю Сергеевичу еще и по другой причине.
После того как появилась статья в «Комсомольской правде», я узнал, что такое слава. Я выступал на комсомольском собрании, написал заметку в стенную газету. Папа подарил мне новую авторучку. Когда нам кто-нибудь звонил, мама прежде всего рассказывала о «Комсомольской правде». Все просили меня к телефону и горячо поздравляли. Мне стало казаться, что так будет всегда. Но через каких-нибудь три дня все забылось. Как будто центральная пресса только и делает, что пишет о восьмиклассниках!
Я полагал, что сейчас, когда мы зайдем к Николаю Сергеевичу, моя слава непременно возродится.
— Сначала разнесем другие письма, — предложил я Мишке, — а потом к Николаю Сергеевичу. У него придется задержаться.
— Зачем? Расскажем про роно и уйдем.
— А обедать?
— Спятил?
— Не знаешь, а говоришь! — сказал я спокойно. — У них полагается угощать обедом.
— Выдумываешь!
— Может, конечно, не обед, но закуска обязательно.
Мишка проглотил слюну. Мы здорово проголодались — все-таки был уже вечер.
— Вообще не мешало бы, — смущенно
— Лучше салат, — сказал я плотоядно. — Чтобы крабы и майонез.
— А удобно?
— Вопрос!
— Ладно, — сказал Мишка без особой уверенности. — Давай быстрее.
Мы побежали разносить письма.
Квартира Николая Сергеевича была на третьем этаже. Нам долго не открывали.
— Никого нет, — сказал Мишка, как мне показалось, с облегчением. — Давай в ящик опустим.
— Попробуем еще раз, — возразил я и с силой нажал кнопку звонка.
Наконец послышались шаркающие шаги, дверь открылась, и мы увидели Николая Сергеевича.
На этот раз Черных показался мне совсем старым. Может быть, потому, что он был в халате и домашних туфлях.
— Здравствуйте, Николай Сергеевич, — сказал я, улыбаясь. — Вот я и выбрался к вам. Мы вам письма принесли.
— Угу, — отрывисто сказал Николай Сергеевич. — Давайте.
— Вы меня не узнаете? — спросил я растерянно.
— Почему не узнаю? Верезин. Давайте письма.
Мишка, насмешливо покосившись на меня, полез в сумку.
— А наши комсомольские патрули теперь и на почте работают, — теряя всякую надежду, почти умоляюще проговорил я.
— Знаю, — буркнул Николай Сергеевич. — Соломатин и Борисов. Уже были у меня.
Он взял свою почту и стал просматривать ее.
— Мы пойдем, — растерянно сказал я. — До свидания.
— Минутку, — попросил Николай Сергеевич. — Я сейчас принесу письмо. Захватите на почту.
Когда он ушел, оставив дверь открытой, Мишка беззлобно рассмеялся.
— Пообедали? — спросил он.
Я не успел еще ему ответить, как из глубины квартиры послышался голос Николая Сергеевича:
— Зайдите-ка!
Мы вошли и остановились, не зная, куда идти дальше. Большая прихожая казалась тесной из-за стоявших вдоль стен книжных шкафов. Книги не только заполняли полки, но и грудами лежали на самих шкафах.
— Где вы там? — снова крикнул Николай Сергеевич. — Идите сюда.
Он ждал нас в комнате, которая, очевидно, была его кабинетом. Здесь стоял огромный письменный стол. Почти все стены были заняты книжными полками.
Николай Сергеевич, наклонившись над столом, торопливо надписывал конверт.
— Вот, — сказал он. — Пожалуйста.
Мишка толкнул меня в спину. Это означало: «Не забудь про роно». После того приема, который оказал нам Николай Сергеевич, заговаривать было не совсем удобно. Но, взяв у него письмо, я все-таки сказал:
— Николай Сергеевич, у нас к вам просьба…