Мишка, Серёга и я
Шрифт:
— В чем дело? — не слишком любезно спросил Черных.
Я стал рассказывать. Николай Сергеевич как будто и не слушал меня. Он вскрывал письма, которые мы ему принесли, и быстро просматривал их, что-то подчеркивая красным карандашом.
— Вот мы и просим вас помочь, — уже совсем уныло закончил я.
— Так, — сказал Николай Сергеевич, откладывая последнее письмо и бросая карандаш на стол. — Роно запрещает. А дальше?
Оказывается, он все слышал.
—
— Верно. Вот и докажите, что не имеет. Боритесь. Не маленькие.
— Мы боремся! — с неожиданной злостью сказал из-за моего плеча Мишка. — Поэтому и к вам пришли.
Николай Сергеевич внимательно посмотрел на него.
— Что же вы от меня хотите? — спросил он.
— Чтоб вы заступились.
— Как?
— Не знаю. Позвоните в райсовет или в роно.
— Так, — сказал Николай Сергеевич почти радостно. — Я за вас буду бороться, а вы будете наблюдать? Нет, голубчики, сами идите в райсовет.
— И пойдем, — сказал Мишка угрюмо. — Завтра. А сегодня к вам пришли.
— Знаю, почему ко мне пришли! — закричал Николай Сергеевич и забегал по комнате. (Чтобы не стоять к нему спиной, мы все время должны были поворачиваться, будто вокруг своей оси.) — Я писал о Верезине. Вот и пришли, чтобы я заступился. По знакомству!
Мишка посмотрел на Черных с таким выражением, словно собирался его укусить.
— В вашем возрасте, голубчики, — назидательно продолжал Николай Сергеевич, — нужно не только отличать хорошее от плохого, но и уметь драться за хорошее. А драться-то вас и не учат. Вот вы и пришли ко мне. А я оказался бюрократом. Не хочу вашими делами заниматься. Своих хватает! Что вы теперь будете делать?
— В райком комсомола пойдем, — сказал Мишка.
— А если и в райкоме напоретесь на такого же бюрократа?
— Это в райкоме-то бюрократ? — удивленно сказал Мишка. — Вы, кажется, забыли, в какой стране живете!
Николай Сергеевич резко остановился.
— Значит, ты считаешь, — спросил он Мишку, — что в райкоме комсомола не может быть плохих людей?
— Конечно, нет, — отрезал Сперанский.
— Хорошо. А вообще плохие люди бывают?
— Бывают, — сказал Мишка. — Остатки сорняков.
— Ну, а с ними надо бороться?
— А чего там бороться! Сообщить в райком или в милицию, в крайнем случае. Их и вырвут с корнем. Тоже мне борьба!
Я подумал, что Мишка прав. Какая может быть борьба, когда против всего народа пойдут какие-нибудь жалкие единицы! Это все равно что хвастаться: «Я подставил ножку поезду».
—
— Чего вы на школу нападаете? — со злостью спросил Мишка. — Забыли, кого она воспитала? Зою Космодемьянскую, Александра Матросова, Олега Кошевого. Мне странно говорить так про корреспондента, но вы, по-моему, антисоветски настроены.
— Советскую власть от меня защищаешь? — неожиданно развеселившись, сказал Николай Сергеевич.
— Защищаю, — проговорил Мишка.
— И я защищаю, — сказал я. — Мы оба защищаем.
Николай Сергеевич посмотрел на нас и расхохотался.
— Ладно, — мирно сказал он. — Вернемся к роно. Чего от меня хотите? Чтобы я в газету написал? Сами напишите. Небось грамотные.
— Напишем, — буркнул Мишка.
— Садитесь и пишите. Вот вам бумага, идите в ту комнату и пишите. Не мешайте мне работать.
Мы с Мишкой растерянно переглянулись. Как же так, сразу писать? Мишка сказал, что надо сначала с Геннадием Николаевичем посоветоваться. Я добавил, что весь класс должен подписать. Может быть, завтра?..
— Вот-вот! — ядовито сказал Николай Сергеевич. — Без няньки жить не можем. Никаких завтра! — резко продолжал он. — Пишите сейчас же. Я уж, так и быть, передам по знакомству в газету. Можете даже раздеться.
Раздевшись, мы вслед за Николаем Сергеевичем прошли в столовую.
Усадив нас за стол, Черных вышел, а мы стали сочинять письмо.
Потом хлопнула входная дверь и в прихожей раздался голос жены Николая Сергеевича.
— Надеюсь, ты их покормил? — спросила она.
— Они отказались, — смущенно ответил Николай Сергеевич. — Кажется, я им предлагал.
— Кажется? — иронически переспросила она и, видимо, направилась в столовую.
— Не ходи туда, — забеспокоился Николай Сергеевич. — Не мешай им.
Через несколько минут он заглянул в столовую и спросил:
— Готово?
— Кончаем.
Николай Сергеевич подошел к нам и прочитал через Мишкино плечо то, что мы написали.
— Это — другое дело, — весело сказал он. — Теперь я готов поверить, что в наших школах воспитывают настоящих людей.
III
Зимние каникулы начались у нас необычно. Раньше, как только кончались занятия, мы разбегались в разные стороны, забывали о школе и встречались один или два раза — в дни коллективных походов в театр.