Мишкино детство
Шрифт:
— Картинки и гостинцы поделю ребятам, — сказал он, — а орех оставлю себе. Целый год играть им буду. Есть ни за что не стану.
— Ты у меня хороший, добрый, — провела мать ладонью по лицу Мишки: — ты орех этот отдай Петьке, а я тебе другой, еще лучший куплю.
— Мне лучшего не надо. А соломы я тебе, как поднимусь, так на улице насобираю.
На дворе послышался частый скрип снега, кашель и детские голоса. В хату вошли ребята, обили о порог снег, поздоровались, постояли.
—
— И видно, как рыбки под ним плавают, — вставил Сашка и удивился: — Как они там не подохнут!
— «Как, как»… Они же рыбы, а не человек, — деловито, как старший, пояснил Митька.
— А чижей ловите? — спросил Мишка.
— Чижи в ольхе засели, не летят к нам… А вчера я синицу поймал.
Мишка любил птиц, знал их нравы, и разговоры о них были для него самыми приятными и волнующими.
— Лесовая? — спросил Мишка.
— Нет, простячка… Вырвалась она у меня в хате из рук, — продолжал рассказывать Митька, — и как ударится грудью о стекло — так вверх ноги и задрала. Я ее скорей слюной отпаивать.
— А она как укусит его за язык! — расхохотался Сашка.
— Смех… Тебе б так, — недовольно взглянул на Сашку Митька и показал Мишке язык, на котором действительно от укуса осталась красная точка.
Должно быть, долго бы шла беседа о птицах, но в разговор вмешался Петька, до того стоявший в стороне и рассматривавший на стенке фотографические карточки.
— А мне отец захочет — канарейку купит, — сказал Петька.
— Купит… — иронически протянул Митька. — Он скорей удавится, чем купит.
— А уж твой отец, — сморщил лицо Петька: — «Кхи, кхи»… чахоточный…
У Митьки злобно заблестели глаза и передернулись губы:
— Помещичий холуй — вот кто твой отец! И ты, как вырастешь, холуем будешь.
— А твой… А ты… — подбирал и никак не мог подобрать обидных слов Петька.
— Что мой? — поднялся Митька и вызывающе подступил к Петьке.
Между ребятами, наверное, произошла бы драка, но тут вмешалась Мишкина мать.
— Каждому свой отец хорош, — сказала она, став между Митькой и Петькой. И чтобы окончательно потушить раздор, она принесла Мишке елку и спросила: — Может, будешь делить гостинцы?
Ребята смолкли. Мишка попросил нож, разметил и разрезал на четыре части пряник и конфету, разложил их на четыре кучки и к каждой кучке добавил по четыре переводные картинки.
— А где же орех? — угрюмо спросил Петька.
— Орех… Вот он, — показал Мишка из-под одеяла золоченый орех
— Орех пусть ему — он хворый, — поспешно заметил Юрка.
Он до этого стоял в сторонке, ничего не говорил и все время не спускал с Мишки глаз, будто видел его первый раз в жизни.
— Я этого не хочу, — указал Петька на гостинцы и обиженно положил в рот палец.
— Почему не хочешь? — встрепенулась мать.
— Я орех хочу.
— Ну дай ему, Миша… Я в город пойду, два тебе куплю.
— Не дам… Поверни к стенке, — сердито сказал Мишка матери и крепко зажал в руке орех.
— Орех ему… Орешистый какой! — бросил Митька.
Петька вышел, сердито хлопнув дверью. За ним выбежала мать. А потом, пошептавшись, выбежали и ребята. Мишка сомкнул горячие веки. За время болезни он привык к одиночеству, к разговорам с самим собой. Ему вспомнился колядный стих, с которым он собирался на Новый год итти по хатам колядовать.
С колядой итти не пришлось. Но Мишка представляет, что будто все же он ходит по деревне. Через плечо у него большая сумка. А в сумке смесь разного зерна: гречихи, проса, вики, овса. Он по-мужичьи берет горсть воображаемого зерна, ходит по хате деда Акима и приговаривает: «Ходителя, на Василия, носим пугу гречаную, а другую — просяную. Уроди, боже, жито-пшеницу, всяку пашницу. В поле — зерно, в доме — добро, в поле — колосится, в доме — пирожится…»
Бескровное лицо Мишки подернула улыбка. «Как это пирожится? — удивляется он. — Должно быть, целая хата пирогов…»
И Мишке представляется набитая пирогами хата. Пироги сложены в штабель. Все они маленькие и остроносые. Глаза — как изюминки. И все, как две капли воды, похожи один на другой…
В сознание Мишки на миг ворвался было стук двери и сразу же потонул в волшебной дреме. Пироги слились в один большой пирог. У пирога вздутый живот, похожие на чернослив глаза, жирные щеки и тоненькие, словно кочерыжки, ноги. Лицо насупленное, во рту палец. «Да это же Петька!» узнает Мишка. И вдруг слышит, как в руке у него зашевелился золоченый орех и голосом, похожим на голос матери, просит: «Пусти… Пусти…»
Мишка разжимает руку, и — вот чудо! — у ореха появились ноги, руки. Орех улыбнулся золотой улыбкой, подморгнул, покрутил кулачками, похожими на жолуди, и начал надсаживать Петьку под самые «микитки». Петька схватился за живот, заплакал и убежал.
— Вот молодец! — кричит Мишка золоченому ореху.
Орех поклонился, опять хитро подмигнул, проворно закружился и исчез…
Мишка тревожно просыпается и начинает шарить под одеялом.
— Тебе пить? — спрашивает мать.