Мисс Кэрью

Эдвардс Амелия

Я подхватил ее, когда она падала, без чувств и истекая кровью; я произносил бессвязные слова ненависти, любви, отчаяния, проклятий; я бросил шпагу на пол рядом с ней и попытался остановить пурпурный поток, хлынувший из ее груди. Увы, все было напрасно! Прежде чем рассеялся дым, прежде чем сам Иван хорошо осознал совершенное им деяние, все было кончено, и прекрасная Катрина ушла на небеса для… для которых…

Голос незнакомца дрогнул, и, опустив окно рядом с собой, он несколько минут судорожно вдыхал вечерний воздух. Когда он снова повернулся ко мне, я предложил ему свою карманную фляжку с бренди. Он осушил ее одним глотком, вернул мне с протяжным вздохом, выбросил остаток сигары и продолжил.

— Вы простите

меня, сэр, если я поспешу закончить эту часть моего повествования. Это настолько мучительно для моих чувств, что я должен довольствоваться простым изложением нескольких основных фактов и переходом к последующим событиям. Князь Иван, охваченный раскаянием и ужасом, испросил у императора позволения уволиться из армии и поступил в подмосковный монастырь. Я получил указание от правительства, что мне следует отправиться в путешествие в течение следующих восьми или десяти лет. Это была вежливая форма изгнания, на которую я был вынужден согласиться, к большому сожалению моих родителей. Что касается меня, то я был совершенно убит горем и мало заботился о том, что со мной будет. Я отправился прямиком в Париж и погрузился в безрассудные развлечения. Бильярд, скачки, званые обеды, пари и всевозможные глупости вскоре навлекли на меня упреки моей семьи. Но я был небрежен ко всему, — к здоровью, богатству, репутации, — ко всему. Когда мой отец отказался удовлетворять мои своевольные причуды, я влез в бесчисленные долги и, не обращая внимания на последствия, тратил, пил и все еще играл в азартные игры. Наконец, по какой-то необъяснимой случайности, прошел слух, что мой отец лишил меня наследства. С этого момента я больше не мог рассчитывать на кредит. Мои друзья исчезали один за другим, и, за исключением нескольких плутов и двух или трех добродушных приятелей, я обнаружил, что все мои бывшие товарищи покинули меня. И все же, мое гибельное увлечение было таково, что, вместо того, чтобы исправиться — вместо того, чтобы заслужить помощь и прощение моего отца — я только опускался все ниже и ниже и продолжал идти по нисходящему пути порока.

Однако произошло событие, которое полностью изменило ход моей жизни. Я ужинал с какими-то повесами в Мезон Доре. После ужина, когда мы все были почти пьяны, мы, как обычно, заказали карты и кости. Вскоре я потерял содержимое своего кошелька; затем я поставил на кон свой кабриолет и потерял его; мою любимую лошадь и потерял ее; мои часы, цепочку и печать и потерял их. На этом, несколько удивленный, я остановился.

— Я больше не буду играть сегодня вечером, — сказал я.

— Тьфу ты! — воскликнул мой противник. — Бросьте еще раз, вы обязательно выиграете.

Но я покачал головой и встал из-за стола.

— Я уже нищий, — сказал я с принужденным смехом.

Де Ланси пожал плечами.

— Как вам будет угодно, — ответил он несколько презрительно. — Я только хотел, чтобы вы взяли реванш.

Я нерешительно обернулся.

— Вы сыграете на мой дом и мебель? — спросил я.

— Охотно.

Итак, я снова сел и еще через несколько бросков оказался бездомным. Я налил себе бокал вина и выпил его одним глотком.

— Если бы у меня была жена, — бездумно воскликнул я, — я бы поставил ее следующей; но теперь у меня ничего не осталось, джентльмены, — ничего, кроме вина, свободы и меня самого. Поскольку это не страна рабов, вы, я полагаю, не будете играть на последнее?

— Только не я, — сказал де Ланси, сметая свой выигрыш в шляпу. — Полагаю, у вас нет возражений против того, чтобы составить небольшое распоряжение о доме, кабриолете и так далее в письменном виде, не так ли?

В его тоне было легкое, удовлетворенное, саркастическое торжество, которое раздражало меня больше, чем потеря всего остального. Я ничего не ответил, но, вырвав листок из записной книжки, торопливо написал и наполовину швырнул ему бумагу.

— Возьмите это, сэр, — сказал

я с горечью, — и желаю вам радости от вашей собственности.

Он хладнокровно осмотрел подтверждение, положил его в свой кошелек и сказал с насмешливой улыбкой:

— Не хотите ли вы, — ведь теперь у вас не осталось абсолютно ничего, — вернуть все? Еще один бросок, еще одна купюра в сто франков, и, возможно, все они снова вернутся к вам. Вы ведь забыли о своих бриллиантовых запонках. Не желаете попробовать еще раз?

И он бросил кости, пока говорил. Выпали шестерки.

— Вы могли бы выбросить это, Петровский, — сказал он, указывая на них.

Я испытывал сильное искушение, но устоял.

— Нет, нет, — сказал я, — только не мои бриллиантовые запонки. Они — семейная реликвия; и… и я напишу своему отцу завтра.

— Как кающийся хороший маленький мальчик, — сказал де Ланси с нетерпеливым жестом. — Ерунда; ставьте запонки. Я убежден, что вы победите.

— Скажите, скорее, вы уверены, что победите, де Ланси. Разве вы уже не лишили меня всего?

— Наглец! — воскликнул он. — Неужели вы думаете, что я ценю этот ничтожный выигрыш?

— Я думаю, вы поняли то, что я сказал.

— Лжец!

Едва это слово слетело с его губ, как я плеснул ему в лицо бокал вина. В следующее мгновение все смешалось. Последовал обмен ударами, стол был опрокинут, свет погас. Я получил тяжелую рану в висок от падения и потерял сознание.

Когда я пришел в себя, то лежал на диване в комнате, а надо мной склонился врач. Утреннее солнце лилось в окна. Все мои спутники ушли, никто не знал, куда.

— В чем дело? — слабо спросил я. — Я умираю?

Врач покачал головой.

— Вы серьезно ранены, — сказал он, — но, если будете вести себя спокойно и с осторожностью, вы поправитесь. Могу я пообщаться с вашими друзьями?

— Напишите моему отцу, — пробормотал я. — Вы найдете его… его адрес в моей записной книжке.

Врач взял ручку и бумагу и немедленно написал, частично под мою диктовку, а частично исходя из своего мнения о моем состоянии. Затем он сказал, что мне не следует волноваться и что я должен, прежде всего, избегать волнения. Когда он произнес эти слова и поднялся, чтобы уйти, внезапная мысль или, скорее, внезапное предчувствие поразило меня.

Я поднес руку к груди. Мои бриллиантовые запонки пропали!

После этого я больше ничего не помню. Шок произвел на меня тот самый эффект, которого так старался избежать врач. Я снова потерял сознание и, вернувшись к жизни, впал в состояние бредовой лихорадки. В течение многих недель я находился на пороге могилы; и когда я, наконец, пришел в себя, то обнаружил, что мои дорогие отец и мать рядом со мной. Они поспешили на помощь и простили меня, и их нежным заботам я был обязан своим вторым существованием. Как только мое здоровье сносно поправилось, мой отец вернулся на несколько недель в Россию, закрыл свой бизнес, реализовал свое состояние в деньги и вернулся во Францию независимым человеком. Этот превосходный родитель недолго пережил случившиеся перемены. Не прошло и двух лет с того момента, как он обосновался в Париже, и он умер; моя мать пережила его всего на несколько месяцев. Они оставили меня наслаждаться королевским состоянием, которым прежний опыт научил меня достойно пользоваться. Я не пью и не играю в азартные игры. Я провожу свою жизнь главным образом в путешествиях. Я никогда не был женат и не думаю, что когда-нибудь женюсь, потому что Катрина всегда присутствует в моем сердце, и когда я потерял ее, то потерял способность любить. С тех пор прошло пятнадцать лет. Я странствовал по многим землям: ступал по развалинам Фив и будил эхо Помпеи; стрелял в буйволов в западных прериях и преследовал диких кабанов в лесах Вестфалии. Сейчас я на пути в Данию, но намерен задержаться на несколько дней в Брюсселе, где, вероятно, буду иметь удовольствие снова встретиться с вами.