Миссис Шекспир. Полное собрание сочинений
Шрифт:
Красивая улыбка.
Да только мне ли улыбался мистер Шекспир, себе ли самому, кто ж его знает.
Когда котеночком была, моя Египтянка ну обожала играть со своим отраженьем в зеркале.
Я про это думала, когда сидела перед зеркалом и на себя глядела.
Кошки любят свое подобие, у них черта такая.
Но я-то, я была уж не котенок.
Я подкрасила свои бледные губы.
Потом нарумянила смертно бледные щеки.
Я сказала:
— По правде говоря, вид у меня изнеможденный, и что же удивительного.
Вид у меня такой и был.
И что же удивительного.
После такой недельки сладкой!
Потом я стала было
Мистер Шекспир сам стал чесать мне волосы.
С каждой длинной, темной прядкой он играл, и он крепко волосы натягивал, а сам в зеркало смотрел, на два на наши отраженья.
То быстро щеткой проведет, то медленно, то сильно, а то нежно, покуда волосы мои не засияли черным деревом при свете утра, которое уже вошло в чердачное окно.
— В старину, — мистер Шекспир сказал, — черное не считалось красивым.
— Что ж я поделаю, коли чернявой уродилась, — говорю.
— Черна, как ад, — говорит мистер Шекспир, а сам все чешет волосы мне, чешет. — Темна, как ночь [82] .
— Ну вот, — говорю, — снова-здорово! Притянутые сравнения! Вранье поэтическое! Я женщина, не дьявол, сам небось прекрасно знаешь.
Я встала.
Ну, что скажете?
А вы бы что тут делали?
Пора было идти.
82
Последняя строка сонета 147: «А ты черна, как ад, темна, как ночь» (пер. Игн. Ивановского).
Пора восвояси, к своему житью, уж какое есть.
Долгие проводы — лишние слезы.
Какой в них толк.
Спустя лето по малину ходить.
И потому меня даже тоска взяла, когда мистер Шекспир в дверях закусил нижнюю губу и я поняла: сейчас будет обниматься.
— Не надо, не целуй, — я ему сказала, — краску смажешь.
Тут он расхохотался, мистер Шекспир, мой муж.
Запрокинул голову и расхохотался, а черных два эти обломка спереди у него торчат. И кажется, ему уж было наплевать, что я их вижу.
Дает мне свой гороховый плащ, поскольку дождь был.
— Оставь себе, — говорит. — По-моему, тебе он более к лицу.
Вот уж ничего подобного.
Но я беру, благодарю за доброту.
Шляпу надела и перчатки.
Он за овчинным кафтаном потянулся.
— Ничего, муженек, — я говорю. — Я и сама доберусь. А у тебя свои дела.
И он остался.
А я ушла.
И очень жалко.
Потому что на кровати этой, как я теперь подумаю, нам бы места и троим хватило.
Читатель, я рассказала тебе про своего супруга, мистера Вильяма Шекспира.
Всю правду рассказала, потому что любила я этого человека.
Вот и пришел конец моей повести почти, только одно словцо осталось досказать.
Уж когда самому ему пришел конец, уж напоследок горячка его трепала, вот-вот умереть ему у меня на руках, и тут мой муж одну фразу вставил между строками своей последней воли в завещании:
Жене моей отдаю мою вторую по качеству кровать.
Сусанна говорит, это оскорбление.
Ну, я-то другое знаю.
А что же с той кроватью сталось, другой, лучшей, — известно, какое ж тут сравнение?
Знала бы, не сомневайтесь, и вам бы рассказала, да только я не знаю.
Так и не насмелилась спросить у мистера Шекспира. А он так и не сказал.
Порой (до завещания до этого) проснусь, бывало, ночью и думаю, уж не приснилась ли мне эта кровать и что мы на ней творили?
Но
Лежит теперь мой супруг в церкви Святой Троицы, на семнадцатифутовой глубине, под своей же надписью:
Прошу, о друг, чтоб ради Бога Останков бренных сих не трогал: Блажен, не тронувший мой прах, Кто тронет, проклят будь в веках. [83]Из-за стихов из-за этих, ясное дело, не придется мне с ним рядом лечь, когда пробьет мой час.
И будет наш смертный прах лежать поврозь, в разных могилах.
Но все, что я вам рассказала, была любовная повесть, и ей на том конец.
И только покамест, на земле, придется мне поспать на второй по качеству кровати.
83
Тело Шекспира похоронено под алтарем, могилу прикрывает простая каменная плита, на которой и выбита воспроизводимая эпитафия, причем о принадлежности этих стихов Шекспиру нет никаких свидетельств.
Послесловие
История это вымышленная, но источником ей послужили и произведения самого Шекспира, и свидетельства тех, кто раньше всех его заметил, — так, например, ворона-выскочка почерпнута из Роберта Грина («На грош ума, купленного за мильон раскаяний», 1592); о любви к сластям сообщено в «Сокровищнице остроумия» Фрэнсиса Мира (1598); Николас Роу в «Некоторых сведениях о жизни мистера Шекспира» (1709) упоминает о даре в 1000 фунтов (ссылаясь на рассказ Уильяма Давенанта); Сэмьюэл Джонсон в предисловии 1765 года к изданию пьес Шекспира приводит другой рассказ того же Давенанта, о присмотре за лошадьми перед театром; преподобный Джон Уорд (викарий в Стратфорде с 1662 по 1681), а также анонимный корреспондент, собиратель уорикширских сплетен для «Бритиш мэгэзин» (том 3, 1762) свидетельствуют о пьянстве; запись, сделанная его преподобием Ричардом Дейви (приходской священник в Саппертоне, Глостершир, с 1695 по 1708), подтверждает, что перед смертью Шекспир перешел в католичество; и т. д. и т. п. Лучшая из современных нам биографий Шекспира: С. Шенбаум, «Уильям Шекспир, документальная биография» (1975), где каждый факт подкреплен письменным свидетельством. Что касается материй скорее гипотетических (как, например, склонность Шекспира краснеть), я себе позволил косвенные умозаключения из образной системы его поэм и пьес, в частности, по только что названному поводу отсылаю читателя вдобавок к работе Каролины Сперджон «Образная система Шекспира, и о чем она нам говорит» (1935). Ни один из моих источников, однако, не может нести ответственности за главное допущение этой книги: что Анна Хетеуэй могла быть Смуглой леди сонетов.
Книга «Миссис Шекспир. Полное собрание сочинений» началась с рассказа «Вторая по качеству кровать», который был сперва опубликован в антологии под названием «Рассказы о Шекспире», изданной Джайлзом Гордоном («Хэмиш Хамилтон», 1982) а затем вошел без изменений в мой сборник «Факты из жизни и прочие вымыслы» («Хэмиш Хамилтон», 1983). Я благодарен Джайлзу Гордону и Кристоферу Синклеру-Стивенсону за их интерес к моей работе, непрестанное внимание, участие и помощь.