Миссия в Ташкент
Шрифт:
Когда началась наша война с Афганистаном, пресса взорвалась изобилием антибританских статей с панисламским душком, а 4 июня в Ташкент прибыл афганский посланник — генерал Мохаммед Вали Хан с многочисленным штатом и в сопровождении эскорта солдат в алых туниках. Большевистское правительство сделало из этого целое событие. Вокзал был разукрашен, посланника встречал почетный караул, и приветствовали фейерверком. Было дано праздничное представление в театре, который был украшен ковриками и коврами, реквизированными у буржуазии. Кстати, ни один из этих предметов художественного оформления так никогда и не вернулся к хозяевам. Посланник дал несколько интервью в прессе.
Его описание причин возникновения афганской войны было довольно наивным Был принят Закон Роулетта, [60] по которому мусульманам было запрещено молиться в мечетях, а индуистам в своих храмах. Народ Индии обратился
60
Закон Роулетта или Билль Роулетта (Rowlatt act или Rowlatt Bill) — закон, принятый британцами в колониальной Индии в марте 1919 года, неопределенно расширявший «чрезвычайные меры», принятые во время Первой мировой войны с целью подавления общественных волнений и борьбы с заговорами. Был подготовлен комиссией Роулетта, названной по имени ее президента, британского судьи сэра Сидни Роулетта. (Примечание переводчика).
Генерал прибыл в Туркестан, чтобы предложить помощь солдатами и попросить помощь оружием, особенно артиллерией. (Конечно, у Туркестанского правительства не было никакого оружия для оказания такой помощи.) Он сказал, что собирался на Мирную Конференцию, а затем намеревался посетить мировые столицы, чтобы объявить им о независимости Афганистана.
Новости о войне — конечно, все об успехах афганцев, — были главными новостями в местных газетах приблизительно недели три. Тем, кто знает, кто такие Моманд, [61] проживающие в пограничной с Индией области Афганистана, будет интересно узнать, что некий господин Хаджи Сахиб Турангзайский (подстрекатель Моманд, с которым я когда-то имел деловые отношения), занял английский город Шабкадар. [62] Город Пешавар был окружен армией мусульман. Но отношения Афганистана с Индией при этом, как заявлялось, были дружественными!
61
Моманд — группа афганских и пуштунских племен Афганистана и Пакистана. (Примечание переводчика).
62
Шабкадар (Shabkadar) — ныне город около Пешавара в Северо-Западной приграничной провинции Пакистана. (Примечание переводчика).
Генерал привез афганский заказ эмиру Бухары. Также полагаю, он попросил у эмира военных инструкторов, а также послал людей из Афганистана в Бухару, чтобы изготавливать патроны и другую военную амуницию. Это должно было быть, конечно, в конце концов направлено и против Советской России. Эта афганская миссия после посещения различных европейских столиц прибыла в Лондон в августе 1921 года.
В это время я жил у Яковлевых в их подвале. По ночам на улице раздавалась стрельба, говорили, что полиция стреляла по грабителям. Однажды я видел, как милиционеры стреляли в кого-то на улице, когда они вели перестрелку с дезертиром. Стрельба продолжалась до тех пор, пока он не убил двух милиционеров и не ранил еще нескольких. Однажды Следственная комиссия на самом деле арестовала одного человека в одной из комнат дома, в котором я жил, но их не заинтересовали скромные люди, живущие в подвале дома. Однажды я услышал, что Следственная комиссия разыскивала на нашей улице человека, который не был военнопленным, но у которого был паспорт военнопленного. Не мог ли это быть я? Это было вполне вероятно. Мадам Данилова, у которой на нашей улице жили друзья, сразу пошла наводить справки. Она выяснила, что разыскиваемый, чья фотография у сыщиков имелась, был, во-первых, рябым, а, во-вторых, русским, и таким образом, я мог не волноваться.
Летом полковник Иванов, которого Дамагацкий — комиссар иностранных дел, одобрил в качестве моего курьера, для передачи моего сообщения в Кашгар, был вызван для допроса для проведения следствия по поводу его возможного участия в «Январских событиях». У него было довольно хорошее алиби, почти безукоризненное, так как он в это время находился в заключении! Предполагалось, что он был в тесной и секретной связи со мной, и, возможно, его и забрали для того, чтобы расспросить обо мне. Мисс Хьюстон также была вызвана, и ей устроили перекрестный допрос. Когда она в последний раз видела меня? Прощался ли я с ней, когда исчез? Говорил ли я, куда собираюсь? Она отвечала на эти и множество других вопросов. Затем
На самом деле существовала только одна опасная ниточка между мисс Хьюстон и полковником Ивановым когда Лукашов вернулся из Кашгара с письмами для меня, он спросил Иванова, где он мог бы меня найти. Иванов посоветовал ему спросить об этом мисс Хьюстон. Сама она не знала, где я находился, и всего лишь переадресовала Лукашова к Матвееву. Эта связь между ними не была обнаружена на допросах. В результате Иванову дали три года тюрьмы, но поскольку он ожидал расстрела, Иванов был вполне этим удовлетворен. Его жене дали год «за недонесение на мужа».
Однажды мой хозяин Яковлев сказал мне, что англичанин, полковник Бейли скрывался в кишлаке Хумсан недалеко от Бричмуллы, и что его курьер, Иванов, был арестован, заключен в тюрьму и оголодал в тюрьме. Конечно, Яковлев понятия не имел, кто был я. Я сказал, что был знаком с другом Иванова и хочу узнать, не хочет ли он сделать что-нибудь для него. Через несколько дней я дал Яковлеву денег, чтобы обеспечить Иванову дополнительную поддержку, сказав, что деньги получил от друга Иванова. «Тяжелый труд» Иванова заключался в изготовлении соломенных шляп, и поэтому он должен был примерно раз в две недели выходить из тюрьмы, чтобы накосить нужной ему травы для работы. Однажды мой хозяин сказал, что охранники собираются привести его к нам на обед! Я едва был знаком с Ивановым, но подумал, что лучше все-таки не давать ему возможности узнать меня, поэтому я «пообедал вне дома», то есть купил несколько лепешек и фруктов, которые и ел, гуляя по улицам. Лепешка — это круглый плоский хлеб, похожий на индийский чупатти. Но потом как-то однажды Иванов и его охранник сарты снова пришли к нам на обед уже без всякого предупреждения. И мы сели обедать все вместе.
В тот же самый момент к Яковлевым пришла жена полковника Корнилова, другого сильно разыскиваемого человека. Это был весьма напряженный и затруднительный для меня обед, на котором присутствовали сам Яковлев и его сестра, мадам Корнилова, полковник Иванов, его охранник сарт и, собственно, я. Я не был уверен, что Иванов меня узнал, а за исключением его, никто из присутствующих и не знал, кем был я на самом деле. Я хотел переговорить с ним с глазу на глаз, сказав, что хозяин не знает, кто я есть на самом деле, но мне не представилось такой возможности, и теперь я думаю, что Иванов и сам не знал этого. Мадам Корнилова и Иванов были знакомы, но боялись это хоть как-то показать в присутствии охранника.
Последний же, полагаю, был довольно «безопасным» в этом смысле. Он сам был когда-то богатым человеком, но у него все было конфисковано большевиками, и ему пришлось поступить на службу в Красную милицию в качестве альтернативы голоданию. Сам он сказал нам, что был очень рад хорошему обеду, устроенному моими хозяевами.
Однажды странный сарт, говоривший прекрасно по-русски, приехал днем к нам на обед, и что-то заставило меня предположить, что это должно быть скрывавшийся полковник Корнилов. После того как он уехал, я спросил об этом у Яковлева, и он сказал мне, что я прав, но что никто не должен об этом знать. После этого Корнилов приезжал к нам еще несколько раз, а также и его жена, которая появлялась вполне свободно под собственным именем. Это казалось мне очень опасным. Полиции достаточно было шпионить за ней, чтобы поймать его. Позже он переехал жить к нам в дом, и делил со мной мою крохотную комнату. Мне показалось чрезвычайно опасным, что двое самых разыскиваемых в Ташкенте людей живут в одной комнате. Но так как я не мог настоятельно попросить своего хозяина быть более осторожным, я решил сменить квартиру. Как обычно, на то, чтобы договориться о поиске подходящей квартиры, уходило некоторое время. А через несколько дней Корнилов съехал от нас, поскольку решил жить на даче, в маленьком глинобитном домике, в саду в городском предместье. Русские в Ташкенте, так же как и в Кашгаре, обычно уезжали жить для разнообразия летом за город, и, как правило, селились в местных домах в симпатичном саду, наслаждаясь летним отдыхом на природе. Яковлевы и я обычно по воскресеньям шли на эту дачу и проводили весь день там с Корниловыми.
3 июля я услышал, что Корнилова арестовали. Маленький соседский мальчик сообщил в полицию, что какой-то подозрительный человек, носивший иногда национальную местную одежду, живет на этой даче. Полиция сразу отправилась туда и арестовала Корнилова. Про наши посещения дачи было, конечно, известно и его семье, и соседям, и я боялся, что полиция сможет связать между собой дом Яковлева и Корнилова, и поэтому я съехал от Яковлевых к большому их облегчению.
Мне было жаль покидать людей, которые были так добры ко мне в течение почти трех месяцев, и которые так никогда и не узнали, кем я на самом деле был, и которых я никогда не смог отблагодарить так, как мне того хотелось бы.