Миссия в Ташкент
Шрифт:
За день или два до нашего выхода я испытал шок. Большой группе русских, но не только, также дали разрешение пойти в то же самое время и тем же самым маршрутом. Мне это вообще не понравилось. Мой отряд был малочисленным и компактным. Передвижение большого отряда было более затруднительным и занимало большое время, так как требовалось больше времени для добывания воды из колодцев. Однако я не мог этого избежать, и я не знал особенностей этого отряда до тех пор, пока мы не вышли в дорогу. Только тогда я узнал, что их было семеро, и все они без оружия.
Моим последним приготовлением было написание письма в Министерство иностранных дел, которое должно было быть послано в случае моей поимки, и устройства дел для помощи бедным румынским военнопленным. Я оставил деньги Гальперину, чтобы он их выдавал временами понемногу больным.
Глава XXII
В
17 декабря мы покинули нашу квартиру в женской больнице, где я так долго был гостем у Хайдер Ходжи Мирбадалева, и собрались вместе с моими двумя индийскими солдатами и русскими на даче в домике, в котором жил туркмен офицер Азизов. Здесь наша группа окончательно подготовилась к поездке.
Авал Нур, старший из двух индийских сержантов, сказал мне, что при прощании с Казначеем, на попечении которого он и Калби Мохаммад находились, он им подарил каждому по десять тысяч рублей, и что полмиллиона он передал мне через руководителя группы, присоединившейся к нам так неожиданно.
На следующий день, 18 декабря, фактически в день нашего отъезда, я послал Авал Нура к Казначею, чтобы поблагодарить за нагрудные патронташи, которые он прислал, и в то же время возвратить двадцать тысяч рублей со словами, что нашим солдатам хорошо платит наше правительство, и они не принимают деньги подобным образом. Я также передал, что, если сумма в полмиллиона действительно предназначается мне, то отказываюсь от нее по той же причине. Бухарские власти обошлись со мной очень плохо, и я не мог позволить им рассчитаться со мной путем такого денежного платежа. Вернувшись, Авал Нур сказал, что Казначей пришел в ярость и грозился отдать приказ задержать всю нашу экспедицию. Однако больше мы ничего об этом не слышали.
После моего прибытия в Мешхед я узнал, что Куш Беги не говорил о моем отъезде в течение восьми дней, и он был рассержен на Казначея за то, что он позволил мне уехать.
У моих двух сержантов в Бухаре завелось много друзей, и они были завалены подаренными халатами. Им пришлось их оставить. Кажется, здесь, в Бухаре, был такой обычай дарить эти халаты, сшитые из яркого бухарского шелка. Мне тоже подарили несколько, и я сумел выбрать один, который и носил поверх своей обычной одежды.
Теперь вся наша группа была в сборе. Всего нас было семнадцать всадников мужчин, одна женщина и три запасных лошади. Весь день накануне нашего отъезда лил дождь, и было очень неприятно, но в сумерках дождь прекратился. В тот момент, когда мы уже собрались выезжать, обнаружилось, что наш проводник забыл получить пароль. Мы тронулись в путь в восемь вечера, по грязной дороге, окликаемые по пути несколько раз часовыми. При выезде из города наша дорога пролегала вдоль подножья городской стены. Здесь, к несчастью, у нас потерялась запасная лошадь, загруженная провизией, что вызвало задержку на десять минут. В этот момент мы оказались прямо у стены Афганского консульства, поэтому необходимо было соблюдать строжайшую осторожность и тишину. Вскоре мы нашли и вернули пропавшую лошадь и продолжили наше путешествие, и через несколько миль подъехали к железной дороге, как раз в тот момент, когда проходил поезд на Ашхабад. Он замечательно смотрелся в темноте, когда всего в нескольких ярдах от нас промчался паровоз, пылающий искрами горящих в топке дров. К половине второго ночи, проехав восемнадцать верст, мы остановились на ночевку в кишлаке Хумун. Здесь мы немного поели и выпили чая, и провели свою первую ночь на открытом воздухе на войлочной подстилке и под войлочным тентом.
На следующее утро мы собрались в дорогу вскоре после восьми, и тогда впервые некоторые члены нашего отряда увидели друг друга при свете. Как я уже говорил, все мы были одеты как туркмены. Когда я объезжал наш отряд, меня на немецком языке приветствовал человек, которого я сразу не узнал под его туркменской шапкой. Я подъехал к нему и увидел, что это один из румынских сержантов, которого я несколько раз видел в Бухаре. Он был очень удивлен, узнав, кем я был на самом деле. Он и еще другой человек помогали русской группе с лошадьми.
Больше часа мы ехали среди полей и поселков, и вдруг неожиданно мы оказались в степи. Сделав в полдень привал, мы путешествовали до темноты, пока не начался дождь. К сожалению, вода в колодце около места нашего привала оказалась сильно соленой и была непригодной для питья. Тропа, по которой мы двигались, во время дождя в темноте
Проведя ужасно холодную и дождливую ночь на открытом воздухе, мы были рады спозаранку отправиться в путь лишь только чуть рассвело и стало видно тропу, которую мы обнаружили всего в нескольких ярдах от нас. Я понял, что поступил мудро, отдав команду остановиться, как только мы потеряли тропу, и мы не искали ее в темноте, а теперь нам не надо было напрасно тратить время и полдня искать потерянную тропу.
Менее чем через час мы подъехали к колодцу у Кушаба. Это название переводится как «сладкая вода», и оно было весьма верным. Мы отдыхали, ели и сушились на теплом солнышке. Вода в следующем колодце на нашем пути, как нас предупредили проводники, была слишком соленой для питья, поэтому мы здесь наполнили наши кожаные фляги водой. Соленость воды в этих колодцах время от времени меняется, и, исходя из моего ограниченного опыта, всегда в худшую сторону. Хотя говорят, соли, содержащиеся в воде, имеют лекарственный эффект. В этот день мы проехали приблизительно сорок верст или двадцать шесть миль. Мы ожидали найти посланный из Бухары заранее вперед по дороге фураж, но этого не произошло.
21 декабря мы вышли и, проехав шесть верст, добрались до колодца, у которого и был обнаружен наш фураж, доставленный туда по ошибке. Здесь мы остановились на отдых и покормили животных, а затем наш путь проходил по участку ровной пустынной местности, на котором водилось множество песчаных шотландских куропаток (рябок), носящих местное название болкурук. Ближе к сумеркам мы снова оказались среди возделываемых полей и оросительных каналов и вскоре прибыли в Бурдалык, где нас гостеприимно встретил и развлекал бухарский губернатор или по местному — бек. Он для нас приготовил целого барана. Огромная глиняная печь была заполнена дровами, когда они все выгорели, баран был целиком подвешен в печи.
Бек был очень симпатичным и любезным во всем по отношению к нам, но мы узнали, что было бы весьма неблагоразумно нарушить здесь закон. Среди прочих достопримечательностей города он показал мне местную «тюрьму», где заключенные сидели в ряд с надетой на одну ногу колодкой и с цепью на шее.
Бек увлекался соколиной охотой, и мне очень захотелось побывать на соколиной охоте с ним. Я сам держал соколов в Индии, и купил несколько птиц в Персии, и мне было бы интересно узнать, есть ли какие-нибудь отличия в методике охоты. Однако в последний момент я обнаружил, что все мои товарищи по путешествию также намеревались поехать со мной на эту охоту, и таким образом собиралась огромная толпа. Я же хотел избежать ненужной публичности. Если бы подобная история стала известна большевикам, то они могли бы подумать, что мы представляем собой очень важных персон, и предпринять какие-то специальные действия для нашего перехвата. Поэтому я призвал всех вернуться назад, а сокольники поехали одни и вернулись с парой фазанов.
Мы планировали дальше путешествовать на верблюдах, но бек сказал нам, что мы сможем проехать и на лошадях. Это было быстрее и проще и уменьшало риск перехвата. Поэтому я ухватился за эту мысль, и в развитие этой идеи купил еще несколько лошадей.
Теперь наша группа состояла из тридцати лошадей, девять из них были запасными и везли еду. Мы также взяли еще четырех проводников, доведя общую численность отряда до двадцати одного человека. Нам посоветовали взять еще несколько проводников по следующим причинам один человек может сбиться с дороги, а потом потерять голову, растеряться, двое или трое могут посовещаться и поступить в такой ситуации правильным образом. Кроме того, проводникам надо будет возвращаться, а одному путешествовать по пустыне или степи быть небезопасно.