Миссия в Ташкент

Бейли Фредерик Маршман

Утром 19 октября Мандич и я наняли тарантас и проехали на нем десять миль до города Бухары. Госпожа Мандич оставалась в Кагане, но мы намеревались вернуться за ней позже в этот же или на следующий день. Когда мы подъехали к городским воротам, нас остановила вооруженная охрана. Вышел чиновник и спросил, кто мы такие. Я отдал ему разрешение, полученное от бухарского консула в Кагане. Чиновник сказал, что в нем говорится только лично обо мне, и, таким образом, он не может впустить нас вдвоем.

Я сказал, что Мандич хорошо знает Бухару, так как он бывал там прежде как большевистский агент. Поэтому мы договорились, что он пойдет и найдет Тысячникова и скажет ему, что я жду снаружи за воротами, но у меня есть письмо к нему. Если он не сможет найти Тысячникова, то он попытается найти Ариф Ходжу. Пока же я ожидал его за воротами больше часа в состоянии некоторого беспокойства. В итоге Мандич вернулся с плохими новостями. Он нашел Тысячникова, который весьма

сильно перепугался и отказался иметь со мной какие бы то ни было дела. После этого я снова поговорил с чиновником в воротах. Я объяснил бухарскому чиновнику, что у меня имеется секретное письмо к Ариф Ходже и показал его, достав записку из-под крышки моих часов. Это убедило чиновника, и в конце концов он позволил нам войти в город вдвоем, но велел оставить наши вещи и послал с нами человека. Мы направились в пассаж Назарова, своего рода фондовую биржу, где обычно встречались по делам. Не доходя до него, мы встретили на улице Тысячникова. Я сказал ему, кто дал мне рекомендательное письмо.

«Покажите мне письмо», — сказал он. Я протянул ему чистый листок бумаги и сказал, что письмо написано невидимыми чернилами, а проявитель у меня в кармане. «Проявите его здесь», — ответил он. «Я не могу делать это прямо на улице. Вы должны позволить мне зайти в какую-нибудь комнату, но прежде всего никто ничего не должен об этом знать», — попросил его я. Настояв на том, чтобы Мандич остался во внутреннем дворе, Тысячников очень неохотно завел меня в очень большой зал, где находилось еще три человека — два еврея и русский. Последнего я буду называть Адамович. Я сказал Тысячникову, что мое дело очень секретное, и я хочу, чтобы о нем не знал никто, кроме него лично, и что я не могу проявлять письмо в этом большом зале, в котором было еще три посторонних человека.

Но бедняга был так напуган, что наотрез отказался что-либо смотреть без своего друга Адамовича. Я вынужден был подчиниться, сел и проявил письмо. Они были весьма поражены, когда на листке бумаги проявилось письмо с подписью, которую они узнали. Оказалось, что Тысячников знал Мандича как большевистского агента, и это было в значительной степени причиной его страха и подозрений. Он спросил меня, как получилось, что я стал путешествовать с большевистским агентом, если я действительно был британским офицером. Я ответил, что знаком с Мандичем более года, и что он является моим агентом. Но в конце концов Тысячников отказался иметь дело со мной. Тогда я сказал ему «Если это определенно так, то я хотел бы видеть Ариф Ходжу, к которому у меня тоже есть письмо». Тогда Тысячников вышел и привел Ариф Ходжу, при этом два еврея, которые слонялись невдалеке, подошли к нам. Я сказал им, что я не могу доверить свое дело такому количеству народа. Но они мне ответили, что если кто и может помочь мне, то именно эти люди, и они довольно «безопасны». В этот момент прибыл еще один человек. Это был бухарский чиновник Карши Бек, в чьи обязанности входило опрашивать всех незнакомцев, появившихся в Бухаре, и подавать рапорт о них. Все вышеописанные события длились не один час, и все это время Мандич ждал меня во внутреннем дворе. В какой-то момент я вышел к нему рассказать о том, что произошло, поскольку я понимал, что он беспокоится, и вернулся в комнату. Внезапно из комнаты я услышал, как кто-то громко ругается во внутреннем дворе и кричит Мандичу, чтобы он возвращался в Каган. Я поспешно выбежал и увидел маленького татарина Хайдера Ходжу Мирбадалева. Когда я подошел, он кричал Мандичу:

«Вы храбрый человек, но теперь вы не вернетесь назад».

Я сказал «Он пришел со мной и у меня дело к Тысячникову». Хайдер Ходжа был в бешенстве, он сказал, что немедленно велит арестовать Мандича, и побежал звонить по телефону. Я поторопился назад в комнату и попросил Тысячникова остановить его звонок. Если Мандич будет арестован, это может осложнить положение. Тысячников выбежал и привел Хайдер Ходжу в комнату, отвел в сторону и объяснил, что случилось. Тогда Хайдер Ходжа успокоился, подошел и стал изучать письма. Обстановка разрядилась, но мой секрет стал известен семерым. Дело было в том, что при виде Мандича, известного большевистского агента, все эти люди страшно пугались. Тысячников показал мне пистолет и сказал, что большую часть времени он держал меня под прицелом! Что же мы, два невооруженных человека, могли им сделать, я не представляю. Мы же были полностью в их руках. Здесь я могу добавить, что Хайдер Ходжа позже сильно извинялся за потерю самообладания и гнев, случившиеся тогда. Я сказал ему, что это было совершенно естественно и ожидаемо при таких обстоятельствах. С того момента мы оставались добрыми друзьями, до его смерти в Персии в 1938 году.

Они расспрашивали меня о Тредуэле и обо мне самом, спрашивали, где я жил все это время. Меня спросили, знаю ли я полковника Юсупова. Я сказал, что знаю. Где и когда я с ним встречался? Я сказал — в Юсупхане в январе. Тогда мне сказали, что Юсупов находится здесь, в городе. Тут я сказал «Почему же вы не свели нас, когда он мог бы сразу же признать меня и поручиться

за меня, и мой секрет не стал бы всем известен»? Этому не было никакого объяснения, кроме очевидного факта, что все эти люди потеряли голову от страха при появлении двух свирепых большевиков. Наконец любопытство всех было более или менее удовлетворено, и я мог отправиться за своими вещами, оставленными в чайхане у городских ворот.

Эта нервозность со стороны Тысячникова и его друзей свела к нулю все наши шансы сохранить наш секрет в тайне. И, таким образом, нам пришлось отказаться от плана занятия Мандичем должности начальника большевистской контрразведки в Кагане, в то время как я бы оставался его агентом в Бухаре, а также отказаться от намерения присоединиться к армии в Транскаспии, пока наше положение было достаточно безопасным и определенным.

Теперь мы были вынуждены как можно скорее забрать Мандича и его жену в Бухару, до того как наш секрет, известный семерым людям, просочится в Каган. Бухарские власти не дали немедленного разрешения Мандичу вернуться в Бухару со своей женой, а сказали, что он должен попасть на прием к бухарскому генералу, которому якобы уже позвонили относительно него, и который как раз находится на границе Кагана и Бухары, задержавшись по делам возле Кагана.

Я отправился с Мандичем к городским воротам, отослал его в Каган и, забрав свой багаж, поехал в город в женскую больницу, комплекс современных зданий, находящихся во внутреннем дворе, обнесенном стеной. Здесь я встретился со своим знакомым полковником Юсуповым, мусульманином, с которым я до этого познакомился в январе и который меня сразу узнал. Я остановился в комнате с ним и двумя евреями, которых звали Шир и Гальперин. Пообедал я с Мирбадалевым и его семьей.

На следующее утро я отправился, как мы договаривались, к городским воротам, чтобы встретить Мандича с женой. Они не появлялись, и мое сильное беспокойство спало только после их появления днем. Оказалось, что когда он вернулся на бухарский пограничный пост, генерал уже уехал, никто ему не позвонил, и Мандичу пришлось долго ждать встречи с генералом. Этот пост находился всего в паре сотен ярдов от гостиницы, и Мандич опасался, что, если большевики увидят, как он с женой собирает все свои вещи, они могут заподозрить его в намерении дезертировать, арестовать их и затем вернуть назад. Однако, как у человека, которого собираются назначить начальником контрразведки, у Мандича было совершенно безопасное положение, и после значительной задержки ему все же удалось уйти из Кагана вместе со своими вещами и со своею женой, и присоединиться ко мне вечером в Бухаре в больнице.

Семья Мирбадалева состояла из самого Хайдер Ходжи, его жены, сына Искандера двадцати пяти лет, получившего образование в Германии, двух дочерей возраста приблизительно пятнадцати и десяти лет и сына восьми или девяти лет.

Самому Хайдер Ходже было где-то между пятьюдесятью и шестьюдесятью. До революции он был своего рода помощником политического чиновника царского правительства в Бухаре.

После революции он пошел на службу к эмиру Бухары, и это он подписывал перемирие с Колесовым 25 марта 1918 года от имени правительства Бухары. Это происходило, как он всегда мне говорил, на станции Кызыл Тепе в железнодорожном вагоне № 82482! Он был начитанным и хорошо образованным человеком, привыкшим посещать каждую зиму Ривьеру или Крым. Он говорил только по-русски, турецки и немного по-персидски. Его важная работа позволяла ему хорошо зарабатывать на жизнь, а также обеспечивала ему российские награды и уважение со стороны Турции, Персии и Бухары. Это он в 1888 году показывал лорду Керзону город Бухару.

С его сыном Искандером случилась любопытная история. Он учился в школе в Мекленбурге и собирался уезжать домой, когда вспыхнула война. Сначала он был интернирован как подозрительный субъект, но когда немцы поняли, что он мусульманин, его освободили и послали в военное училище, а позже в Турцию, где он попал в турецкую армию. Фактически он так и не воевал, но был среди солдат, находившихся на Галиопольском полуострове в 1918 году. После войны он оказался в Константинополе, где он собрал группу из шестидесяти девяти мусульман из Туркестана, которые задержались на своем пути в Мекку и были не в состоянии двинуться дальше в течение всей войны. Там были люди из Бухары, Самарканда, Ташкента и других частей русского Туркестана, и также несколько человек из Кашгара и других мест Китайского Туркестана. Искандер пошел в британскую миссию в Константинополе и объяснил сложившуюся ситуацию, и в британской миссии пообещали всех этих людей отправить назад домой. Позже его проинструктировали, куда привести всю группу, где будут сделаны приготовления, чтобы их всех отправить в Туркестан. Он так все и сделал, и вся группа прибыла в условное место за час до указанного времени. Они были терпеливыми людьми, и готовились к долгому ожиданию, тем более, что не было никаких видимых признаков каких-то приготовлений к их отправке. За несколько минут до указанного времени пришел британский чиновник со списком всех людей, и каждому человеку пунктуально в срок было предоставлено место.