Мистер Фокс и четырехлапый купидон

Грей Р. С.

— Прости, у меня нет мужских ванных принадлежностей. Будешь пахнуть лавандой.

Он пожимает плечами.

— Или так, или грязным телом.

Улавливаю запах пота и мужского мускуса с ноткой его геля для душа. Я почти собралась сказать ему, что ничего страшного, если он пойдет на встречу так, как есть, но не говорю этого, потому что он почти обвинил меня в возбуждении, а я не знаю, что случится, если он узнает, что я на самом деле была возбуждена. Он все еще позволит мне продать ему дом? Будет

ли чувствовать себя странно возле меня после этого?

Выяснять это, у меня желания нет.

— Хорошо, я буду там, — отвечаю я, указывая на коридор.

Он кивает и включает душ. Даже закрыв дверь, я слышу, как он двигается в ванной. У меня слишком маленькая квартира.

Одежда падает на пол, затем шторка душа сдвигается в сторону. Нога ступает в ванну, и вода падает на голое тело Адама. Я с силой сжимаю глаза, когда он открывает бутылку с шампунем.

Адам намыливает себя, может, моет голову, и я не могу выдержать это. Включаю музыку и вручную мою стаканы, которые мы использовали для воды. Проходит секунда, и я снова перемываю их.

Мышонок пялится на меня.

Он знает мои секреты.

Знает мой позор.

Я прогоняю его и снова перемываю посуду.

Душ выключается, и шторка снова сдвигается в сторону. Я вздыхаю с облегчением. Через несколько минут Адам высохнет, оденется и выйдет из моей квартиры.

— Эм, Мэделин?

Его голос шокирует меня достаточно, чтобы я уронила стакан в раковину. Слава Богу, он остался цел.

— Да? — отзываюсь я, голос дрожит больше, чем мне бы хотелось.

— У тебя есть здесь полотенца?

Конечно, я забыла положить ему полотенце. Прибавьте к списку моих проколов еще и «плохая хозяйка».

— Проверь средний шкафчик, — кричу я, — там должно быть одно.

— Уже проверил.

Мои глаза мечутся к грязному белью в моей спальне. Одно, второе, третье грязное полотенце торчат из кучи. Я морщусь. Мне пришлось использовать их вчера, когда Мышонок пришел грязный после прогулки. Да. У меня нет чистых полотенец. Адам голый в моей ванной, а мне нечего ему дать. Я дергаю кухонный ящик возле бедра и достаю все чайные полотенца, что могу найти. В общем количестве их пять — может, если он использует их с умом, ему хватит их, чтобы высушиться.

— Адам? — спрашиваю я, подступая к двери в ванную. — Я понимаю, что это прозвучит странно, но…

— У тебя нет чистых полотенец.

— Это Мышонок виноват! Послушай, приоткрой дверь, и я передам тебе свои кухонные полотенца. Они маленькие, но чистые, так что должны подойти.

Адам прыскает со смеху, и я знаю, что он добавляет эту ситуацию к списку вещей, с которых захочет посмеяться позже. У кого нет чистых полотенец в целой квартире? У Мэделин Тэтчер, вот у кого.

— Хорошо, давай их, — отвечает он, приоткрывая дверь и протягивая руку.

Передача должна была пройти гладко. Я просовываю полотенца в щель, он хватает их, закрывает дверь, вытирается и убирается нафиг из моей квартиры.

Но я не учла Мышонка. Не учла

тот факт, что он соскучился по Адаму за те пару минут, что он находится в душе. Не учла, что Мышонок прорвется вперед с такой силой, что распахнет дверь в ванную настежь. Все превращается в такую замедленную съемку, что мне и не снилось.

Моя рука протянута в попытке отдать Адаму полотенца.

Он стоит на пороге ванной, голый и с капельками воды на теле. Загорелый с головы до пят, и я знаю это, потому что впитываю всю его нагую красоту, каждый ее дюйм. КАЖДЫЙ. ЕЕ. ДЮЙМ.

У меня отваливается челюсть.

Этот мужчина — мили загорелых мышц, с крепким прессом, сильными бедрами. Мой взгляд падает на все — и я имею в виду, на все ­— прежде, чем я прихожу в себя, драматично хлопаю ладонью поверх глаз и кричу:

— У тебя есть шрам на бедре!

Он дергает полотенца из моей руки.

— Упал с велосипеда в семь лет. Еще один сзади увидеть хочешь?

Я содрогаюсь от мысли увидеть его задницу.

— Нет... пожалуйста… то есть, нет, спасибо, — выдаю я.

— Я пошутил.

— Мне жаль.

— Так ты собираешься отвернуться? Мышонок стоит в дверном проеме, а ты блокируешь его, поэтому я не могу закрыть дверь.

Я тут же двигаюсь, хватаю Мышонка и оборачиваюсь, прилагая максимальных усилий, чтобы не умереть на месте. Дверь в ванную закрывается за мной, как раз, когда я врезаюсь в стену. Мне так страшно убрать руку с глаз, пока я не дохожу до кухни. Прижимаюсь к холодильнику и пытаюсь успокоиться, но сердце бьется в диком ритме в груди, бум, бум, ударами такими сильными, что я чувствую, что сейчас мои артерии полопаются.

Руки опускаются на рот, и я прикусываю кулак, чтобы не издать ни звука.

Ни стона.

Ни вздоха.

Ни смеха.

Все, что может выйти из него. Не хочу, чтобы Адам думал, что я теряю рассудок. Крепко зажмуриваю глаза и вижу всю картину снова. Словно остаточный эффект после того, как долго пялишься на солнце. Поворачиваю лицо к холодильнику и открываю его, дергаю дверь туда-сюда, чтобы прохладный воздух остудил его.

Если честно, прошло очень много времени с тех пор, как я видела голого мужчину в последний раз, но я знаю, что не поэтому реагирую вот так. Я встречалась с симпатичными парнями, но никогда не видела во плоти такого мужчину, как Адам. Одна секунда случайной вспышки разрушила меня для любого другого мужчины после него.

Дверь в ванную открывается, и я дергаюсь в сторону раковины. К тому времени, когда Адам проходит, я притворяюсь, что снова мою свой стакан из-под воды.

— Этот стакан уже блестит от чистоты.

Ставлю его на полотенце для сушки и поворачиваюсь, заставляя себя посмотреть в его направлении. Я могу сделать это. Я могу быть нормальной.

Он снова в рабочей одежде, но разве это имеет значение? Он солнце, помните? Каждый раз, когда я моргаю, он снова в дверном проеме ванной.