Мистер Фокс и четырехлапый купидон
Шрифт:
Я поворачиваюсь к крыльцу, и он становился рядом со мной.
— Мое агентство устраивает вечеринку, — смягчаюсь я, фокусируя внимание на дубе. — Мне нужно пригласить троих людей. Ты можешь прийти.
— Когда она?
— На следующей неделе.
Он качает головой.
— Слишком долго ждать. Можно я приду побегать с Мышонком?
«Побегать с Мышонком» теперь становится не чем иным, как эвфемизмом.
— Адам, вечеринка, — я скрещиваю руки, чтобы подчеркнуть свое предложение. И не сдамся. —
Уголком глаза замечаю, как он ухмыляется.
— Мне никогда прежде не приходилось умолять женщину провести со мной время.
Теперь ухмыляюсь я.
— Ты долго не искал новую.
Он зарывается рукой в мои волосы на затылке. Мурашки пробуждаются, бегут по позвоночнику, но он продолжает свою скромную игру.
— Может, растерял сноровку.
Пожимаю плечами.
— Может.
Он смеется, а затем наклоняется, чтобы поцеловать мои волосы.
— Я сыграю в эту игру, Мэделин. Хочешь, чтобы я подождал до вечеринки? Я подожду.
Но он не убирает руку с моего затылка. Разворачивает меня, пока я не становлюсь к нему лицом. Мое дыхание начинает выходить краткими, слабыми рывками, а колени — дрожать. Я прилипла к месту, пялясь на него и сжимая кулаки по бокам.
— Вечеринка в следующую субботу в пивоварне в центре, — начинаю я.
Его рука движется вверх, и пальцы скользят по моим волосам. Он едва тянет за них, а я все равно делаю шаткий шаг ближе к нему, оказываясь у его груди.
— В пивоварне? — спрашивает он, наклоняясь ниже и прижимаясь поцелуем к моей щеке, в этот раз к уголку моих губ.
Безмолвно киваю.
— Во сколько? — спрашивает, обнимая рукой за талию.
— В семь вечера, — хриплю я.
Он мычит, наклоняясь и прижимаясь к моим губам в робком поцелуе. Он заканчивается так быстро, что я успеваю лишь закрыть глаза, как Адам уже отстраняется. Я тянусь к нему, как цветок, отчаянно жаждущий чуть больше солнечного света.
— Мэделин? Я не стану снова целовать тебя.
Моргаю и распахиваю глаза.
— Нет?
В моем голосе слышно расстройство.
— Нет, — отвечает он, заправляя пару прядей мне за ухо.
О, до чего же изощренная пытка. Я могла списать наши прошлые ошибки как непредусмотренные нападки, но если я сейчас попрошу его поцеловать меня, мне не удастся избежать ответственности с моей стороны.
— Может, хотя бы кратенько? — предлагаю я. — Твоя мама ждет нас на кухне.
Адам смеется на мое оправдание, словно короткий поцелуй вообще поцелуем назвать нельзя. Затем делает шаг назад и отпускает меня.
— Покажи мне хозяйскую гардеробную.
А как же наш поцелуй? Мне хочется спросить. Ему не понравился мой компромисс?
— Мэделин, показывай, — снова говорит он, и в этот раз я ловлю его настойчивый тон, едва уловимое сдерживаемое им желание.
Я подрыгиваю, и он спешит за мной к встроенной слева гардеробной.
— Это одна
Мое предложение затихает, когда дверь гардеробной закрывается, и я слышу звук поворота дверного замка. Мы остаемся в темноте, и я думаю, что Адам сейчас потянется и включит свет, но вместо этого его руки находят мои бедра.
— Продолжай.
— Что?
— Рассказывать мне о гардеробной.
Я смеюсь.
— Я больше не вижу бумаг.
Он сжимает мое бедро, а другой рукой берет мои документы и бросает их на пол.
— Ты видела их прежде. Рассказывай, что помнишь.
— Оу… эм…
Он подступает ближе, и мой мозг плавится. Он собирается поцеловать меня?
— Здесь есть встроенные в стену полки для обуви, а сложенную одежду…
Его рот находит мою щеку, и я резко вдыхаю.
— А что со сложенной одеждой? — спрашивает он, и хоть я не вижу его лица, то насмешливый тон слышен безошибочно.
— Для нее есть множество ящиков…
Мой голос затихает. Я не могу сконцентрироваться, пока его рот так близко к моему. Ладонью он обнимает мой затылок и откидывает голову назад. Я содрогаюсь, когда его пальцы погружаются в мои волосы.
Ресницы дрожат, я закрываю глаза, а Адам делает шаг ближе, потираясь об меня, пока наши тела прилегают друг к другу, как два кусочка пазла. Когда я поднимаюсь на носочки, наши бедра соприкасаются, а его руки находят мою талию, удерживая меня напротив него. Грудью касаюсь его, и он захватывает мочку моего уха зубами. Впиваюсь ногтями в его рубашку, внезапно и с нетерпением желая большего.
— Ты хочешь, чтобы я поцеловал тебя, Мэделин? — он шепчет у моего уха.
Я киваю, но он ничего не делает.
— Скажи мне, — произносит Адам.
Сжимаю его бицепсы.
— Поцелуй меня.
В тот же миг его губы находят мои, и Адам целует меня, словно намеревается оставить метку. Кусает, тянет, высасывает из меня жизнь. Он страстный и жаркий — поцелуй больше напоминает секс. Его имя звучит в воздухе, со стоном сорвавшееся от кого-то, чей голос похож на мой. Его рука в моих волосах, ни вежливого приглашения, ни барьеров, пересеченных за недели скромной прелюдии. Я чувствую себя сумасшедшей, но затем ощущаю его ладонь на своей груди, и это чувство пропадает. Я чувствую себя живой в темноте гардеробной, когда мы опускаемся на ковер.
Адам нависает надо мной, удерживая свой вес на достаточном расстоянии, чтобы я могла вдохнуть, но недостаточном, чтобы сделать это полноценно. Я не могу сделать полный вдох, он двигается бедрами напротив моих, мои пальцы впиваются в его плечи, убеждаясь, что он не отодвинется ни на дюйм. Мне не нужен воздух, мне нужен поцелуй, который Адам оставляет на моем животе. Мне нужно чувство скольжения моей шелковой блузки, которую он снимает через голову. Мы едва двигаемся в темноте, но наши движения интуитивны.