Мистер Кэвендиш, я полагаю..
Шрифт:
Томас на мгновение остановился, чтобы определить, где он находится. Маленькое дерево, купальня для птиц и что–то похожее на подстриженный розовый куст… он, очевидно, вышел не через дверь, ведущую на улицу. Ах, да, сад. Слегка нахмурившись, он обернулся через плечо. Он не был уверен, что можно выйти на улицу, не возвращаясь в бальный зал, но… и тут он мог поклясться, что услышал, как кто–то визгливо повторяет его имя, сопровождая словами дочь, должен, представить… О Боже, он должен попытаться.
Обходя купальню для птиц, чтобы завернуть за угол здания,
Он и не думал подсматривать. Бог свидетель, что он не хотел подсматривать. Это могло поставить кого–то в неловкое положение. Нет ничего более неприятного, чем обнаружить кого–то там, где ему (а чаще ей) быть не полагалось. Но он, конечно же, посмотрел, поскольку это было так просто.
Он посмотрел, и тут же пожалел, что сделал это.
— Ваша милость.
Это была леди Амелия, именно она была там, где ей быть не полагалось.
Он грозно на нее уставился, решая, как с этим быть.
— Внутри было душно, — сказала она, поднимаясь на ноги. Девушка сидела на каменной скамье, и ее платье… ну, в общем, он не мог вспомнить, какого цвета было ее платье, а в лунном свете он, конечно, не мог сказать наверняка. Но оно сливалось с окружением, вот почему он не заметил ее сразу же.
Но все это не имело значения. Значение имело то, что она находилась вне здания, одна.
А ведь она принадлежит ему.
Действительно, ей не следовало этого делать.
***
Существовал дальний великолепный выход, через который Амелия могла бы выйти из бального зала и покинуть здание. Но тут же возник бы противный вопрос о ее сестре. А также о другой ее сестре. И ее матери. И ее отце, хотя она была уверена, что он был бы счастлив последовать ее примеру, если бы не те другие три Уиллоуби, в данный момент хорошо проводившие время.
Потому Амелия пробралась на задворки бального зала, где она могла ждать на маленькой каменной скамье, когда ее семье наскучит празднество. Никто сюда не выходил. Это не был сад в буквальном смысле слова, а поскольку цель собрания состояла в том, чтобы как можно больше увидеть и быть замеченным, то старая пыльная скамья действительно никого не интересовала.
Было еще не слишком холодно, а звезды были еле видны, но они дали ей возможность на что–то смотреть, и хотя ее таланты в определении созвездий оставляли желать лучшего, это отвлекло ее на несколько минут.
Она действительно нашла Большую Медведицу, а за ней и Малую, или по крайней мере она думала, что это Малая. Она нашла три группы звезд, которые могли бы быть медведями, в самом деле, кому пришло в голову, что они должны быть настолько абстрактными, и кроме того, она могла поклясться, что там было еще нечто, похожее на церковный шпиль.
Нет, это не было небесное созвездие. Хотя и неподвижное.
Она сместилась так, чтобы лучше разглядеть сверкающую каплю на севере, которая, с ее воображением, показалась ей странно похожей на ночной горшок. Но прежде, чем она внимательно все рассмотрела, она ясно расслышала характерный
Они направлялись в ее сторону.
Черт возьми! Это ее личное королевство. Дома она никогда не могла остаться одна и просто помечтать, теперь, оказывается, здесь тоже было небезопасно.
Она затихла, ожидая, что незванный гость уйдет, но тут…
Этого не может быть.
Но конечно это случилось.
Ее глубокоуважаемый fianc'e. Во всем своем великолепии.
Что он здесь делает? Когда она покидала бальный зал, он был совершенно счастлив, танцуя с Грейс. Даже если танец подошел к концу, разве он не был обязан проводить ее назад и потратить несколько минут на бесполезную светскую беседу? Затем еще больше времени он должен был потратить на разговоры с немалым количеством разнообразных членов линкольнширского общества, которые надеялись, что их помолвка развалиться (будущей невесте не желали ничего плохого, будьте уверены, но Амелия естественно слышала, что находились такие, и не один, которые не исключали возможность того, что она влюбится в кого–то еще и умчится в Гретну).
Но оказалось, что его милости удалось освободиться с рекордной скоростью, и вот он крадется через сад за домом.
О, ну конечно, он шел прямой и высокий, и невыносимо гордый, как всегда. Но даже если так, он определенно от кого–то скрывался, она решила, что это достойно поднятой брови. Можно было подумать, что у герцога недостаточно влияния, чтобы выйти через парадные двери.
Амелия была готова начать сочинять для себя возмутительные истории о нем, но как раз в это самое мгновение, — она точно была не самой удачливой девочкой в Линкольншире, — он повернул голову. В ее сторону.
— Ваша светлость, — произнесла Амелия, притворяясь, что не заметила, что он ее увидел. Он не ответил, и Амелия посчитала это грубостью, но даже не допустила мысли оставить свои собственные хорошие манеры, а потому встала, объясняя:
— Внутри был душно.
Это было правдой. Хотя и не было причиной ее ухода.
Тишина, он опять ничего не ответил, только смотрел на нее с этим его высокомерием. Было трудно держаться непринужденно под его тяжелым пристальным взглядом. Она умрет, даже если переместит свой вес с ноги на ногу. Или сожмет руки. Или стиснет зубы. Но она отказалась доставить ему такое удовольствие (он бы заметил, если бы она что–нибудь сделала), и в результате Амелия стояла на месте, безмятежно улыбаясь, позволив себе лишь слегка изменить выражение лица, когда наклонила голову в его сторону.
— Вы одна, — сказал он.
— Да.
— Вне дома.
Амелия не придумала, как это подтвердить, не попав в дурацкое положение, а потому она просто моргала глазами и ждала его следующего заявления.
— Одна.
Она посмотрела налево, затем направо и сказала, не придумав ничего лучшего:
— Совсем недолго.
Его взгляд стал еще резче, она даже не думала, что такое возможно.
— Я полагаю, — сказал он, — что вы знаете о потенциальных опасностях для вашей репутации.