Мистер Монк и «синий грипп»
Шрифт:
— Конечно, — закивал Коллинз.
— Эмоции здесь сыроватые, почти животные, — продолжила лекцию Пруденс, — но уже закаленные чувственностью и, не побоюсь этого слова, фантазией. Чувствуете власть инстинкта, а не интеллекта?
— Чистый холст был бы приятнее на вид, — поморщился Монк. — Изображение на картине совсем не похоже на женщину.
— Абстрактное искусство не изображает объекты, — возразила Пруденс. — Оно захватывает их природу, неоднозначность, чувства, сущность.
— Сколько стоит? —
— Семьсот тысяч долларов, — ответила Гринвальд.
— Я возьму ее, — сказал Макс.
— Вы же не хотите купить ее? — опешил Монк. — Это же не искусство!
— Мне любопытно, — протянул Коллинз, — найдется ли здесь нечто, что Вы сочтете искусством?
Монк стал осматривать галерею, пока его взгляд не остановился на чем-то приятном.
— Это шедевр! — воскликнул он.
Он подвел нас к постаменту, на котором стояла ярко подсвеченная галогеновыми лампами бутылка «Виндекса» с распылителем.
— Ее красно-бело-синий цвет символизирует свободу, демократию и мир, и наш патриотический долг — сохранить поверхности от микробов, — воодушевленно вещал он. — Изящные плавные линии бутылки и глубокий ярко-голубой цвет жидкости представляют природу, непорочность и духовное избавление, исходящие только от чистой жизни. Вот что прекрасно!
— Это просто средство для мытья стекол, — усмехнулась Пруденс, — а не экспонат. Я чистила стекла и поставила бутылку на постамент. Никудышный пример.
Мне не понравилась эта высокомерная дама. Она ничем не лучше меня, и следовало дать ей знать об этом.
— Мыло «Брилло» представляет собой лишь неказистые куски одноразового применения в красочной упаковке. Но когда Энди Уорхол сделал точные копии упаковок этого мыла из фанеры и выставил в галерее, их назвали произведениями искусства, — возмутилась я. — Как и на бутылке «Виндекса», смелое использование красного, белого и синего цветов в оформлении упаковок «Брилло» говорит о патриотизме, силе и независимости, а также о сохранении чистоты, а прямоугольная форма являет собой порядок, баланс и гармонию!
Уорхол использовал обычные вещи, чтобы спросить: почему одни вещи могут являться произведения искусства, а другие — нет? И тем самым полностью подорвал представление об искусстве. Я утверждаю, поставив «Виндекс» на подсвеченный яркими огнями постамент, Вы превратили его в искусство. Вопрос: является ли бутылка произведением искусства, независимо от контекста? Думаю, мистер Монк убедительно доказал, что является.
Все молча уставились на меня. Возможно, я и выглядела как представитель рабочего класса, но это не значит, что я необразованная. Я наслаждалась их удивлением и старалась не показаться самодовольной.
Коллинз взял в руки бутылку «Виндекса» и протянул ее Монку.
— Она Ваша, как и наши комплименты!
Монк решительно
— Это просто «Виндекс», — настаивал Коллинз.
— То, что Вы делаете, — это отчаянный поступок виновного человека, равносильный признанию!
— Я не убивал Аллегру Дусе, — возразил Коллинз.
— Тогда почему пытаетесь подкупить меня? — хмурился Монк. — Вы где-то ошиблись, и я выясню, где. Можете не сомневаться!
На этой ноте босс вышел, прикрывая глаза от болезненных образов произведений абстрактного экспрессионизма.
Мы возвращались к моей машине, припаркованной в нескольких кварталах к северу от Саттер. На тротуаре было полно людей. Монк засунул руки глубоко в карманы пальто, опустил голову, и изо всех сил старался никого не задеть. Его попытки избежать любого контакта с прохожими походили на танец. Он совершал волнообразные движения, кружился и кривлялся. Мне захотелось положить шляпу на тротуаре и собрать пожертвования за его уличное выступление.
— Конечно, современное искусство мало кому нравится, — обратилась я к боссу, — но не кажется ли Вам, что прикрывать глаза — уже чересчур?
— Я защищался.
— От картин?
— Ты даже не знаешь, каково мне смотреть на нечто настолько ужасающее.
— Как же Вы можете смотреть на расчлененные тела в лужах крови, если Вас так пугают брызги краски на холсте?
— Чем дольше я смотрю на дезорганизованные и грязные вещи, тем серьезней становится мое навязчивое желание.
— Какое желание?
— Исправить их, — передернулся Монк.
— Как Вы могли исправить картину? Как навести порядок в чем-то намеренно беспорядочном?
— Не знаю, и поэтому мне страшно. Понятия не имею, что нужно делать.
— Уверена, Вы можете контролировать себя.
Он посмотрел на меня.
— Неважно, беру свои слова назад, — смутилась я.
— С нераскрытым убийством то же самое — мной движет такое же навязчивое желание все исправить. Но тут я знаю, как поступать, — объяснял он. — Я собираю доказательства, пока не складывается ясная картина того, что произошло, и появляется уверенность, что убийца не уйдет от наказания.
— Как Вы думаете, Коллинз убил Аллегру Дусе?
— По его же признанию, у него имелись средства, мотив и возможность, — сказал Монк. — То, что у него был ключ и он являлся любовником погибшей объясняет, как он попал в дом и почему Аллегра не подозревала об опасности, пока не стало слишком поздно.
— Как насчет открытого окна в ванной и сломанного держателя полотенец?
— Коллинз мог все подстроить, чтобы перевести подозрения на некоего злоумышленника, которого и в помине не было.