Миткалевая метель
Шрифт:
— Может, скажешь все-таки, дядя Савелий, последнюю тайну? — просит Палей.
— Нет, братцы, всему свой срок. Если и скажу, так не поймете, не запомните — потому час этот еще не пришел.
— Ну и на том спасибо тебе, дядя Савелий. Мы уж пойдем…
— Не препятствую, — говорит Савелий. — Вестимо дело, умелинка в работе дорога, а отец с матерью еще дороже. Если ты прилежный, умелинку наживешь. Человеку и с маленькой умелинкой жить лучше, чем с большой безделинкой! — засмеялся Савелий.
Но
Не помнят, как они через порог переступили. Чернявушка с Белянушкой их за ручей далеко проводили. Распрощались. Пошли Палей с Люлехом по зеленому берегу, идут да все оглядываются…
Долго пробирались Палей с Люлехом лесными тропинками. Плот связали, по реке плыли, наконец добрались до дому. Так отец с матерью обрадовались, что и словами не сказать!
— Где это вы, сынки, столько времени пропадали?
— За маленькой умелинкой охотились, — сказал Палей.
— Ну, и поймали ее? — отец спрашивает. — Это белка, что ли, какая?
— Нет, это не белка, это — мастерство, художество.
Рассказали они отцу с матерью о Савелии.
Дров нарубили, домой навозили, помогли рожь обмолотить. Тут и отцу с матерью стало получше.
Уж зима в окна глядит. Затосковали Палей и Люлех по умелинке. А как зеленая земля снова солнцу открылась, отпросились они у отца с матерью опять к Савелию.
— Так что идите, — говорит отец. — Только уж эту умелинку приносите с собой — хоть погляжу на нее.
— Непременно принесем! Тятя, а если нам еще три года придется дожидаться ее? — спрашивает Палей.
— Дожидайтесь, — соглашается отец. — У всякого дела есть свой корешок, своя глубинка. Раз уж это дело вам полюбилось, то добирайтесь до самого корешка.
Сыновья пожелали отцу с матерью доброго здоровья, а сами — в дальний путь.
Шли, шли, на знакомую полянку вышли. Вон и дом приметный. Савелий спит в сенцах. Вдруг слышит он — кто-то шастит на крыльце.
— Кто тут?
— Да это мы, Палейка с Люлешкой… Мы за умелинкой…
— Вот и славно! Будет вам умелинка маленька, найдется и смекалинка, — встречает их Савелий, — но не сразу.
Остались они у Савелия. Золотой рисовке стали учиться, хитрость светлого лака разгадывать. Ну, и резьбой разных вещиц укрепляли руку. Золотые наперстки так и не сходят у них с пальцев.
Савелий дает Палею и Люлеху последнюю задачу:
— Ты, Палей, сделай такую рисовку: медведь по малину собрался. А ты, Люлех, обозначь мне, как волк с ягненком встретился у ручейка. Понятно?
— Понятно! Это мы в два счета сделаем! — отвечают оба.
— Вперед не загадывайте! Хорошо, если к весне справитесь
Палей и Люлех взялись за кисти. А Савелий присматривает за молодыми руками. Каждый день дает сто поправочек. Чем больше Палей и Люлех стараются, тем труднее им становится. Только трудность-то эта со сладким привкусом — никогда не надоест. Кажется, на что проще ягоду малиновую нарисовать, но вот ты найди из тысячи одну такую, чтобы всем ягодам была ягода! Иль взять ягненка у ручья! А вот ты так его поверни, чтобы картинка без слов сама все сказала о себе.
Месяц прошел. Палей показывает свой ларец Савелию:
— Как, дядя Савелий, заметна ли умелинка?
— Пока что мало заметна…
— Что же я пропустил? — поник Палей.
— Это уж сам догадайся. Ягода-малинка красна, да не сочна, вялая какая-то. За такой едва ли придет медведь. Да и медведь-то не поймешь зачем в малинник прибрел, — наставляет Савелий.
Стал Палей сочную ягоду искать кисточкой. А Люлех показывает свой ларец:
— Дядя Савелий, а на моем ларце заметна ли умелинка?
— Пока не вижу живой умелинки. Что это за ручеек? Журчит он или спит? Нет, ягненок и волк так не встречаются. Больно уж у ягненка глаза страшны, а у волка слишком ласковы, — показывает Савелий.
— А и правда, дядя Савелий… Как же это я сам не догадался?
— Ты нарисуй такого ягненка, чтобы живой волк его искал, — требует наставник.
Еще месяц прошел. Куда получше стало художество на ларцах: рисовкой краше, тоньше и красками богаче.
— Дядя Савелий, ну как теперь ягода малинка, сочна? — Палей показывает свой ларец.
— И красна и сочна, а вот что она вкусна — этого еще не видно. А медведь-то, видишь, как на нее зарится. Значит, эта ягода должна быть еще привлекательнее, — сказал Савелий.
— Чего же не хватает?
— А вот чего: не вижу, что она теплая, солнцем согретая.
— Разве кистью это можно передать? — удивился Палей.
— Попытайся… Ты ее не только краской согревай, но и смекалкой, — подсказывает учитель.
Снова Палей — за свой ларец. А Люлех ставит на стол свой:
— Теперь, кажись, у меня здорово получилось?
— Здорово, да не очень, — говорит Савелий, сам повертывает ларец и так и этак. — Совсем не видно, что ягненок в жаркий день вышел напиться к ручью.
— А где же жару-то взять? Жара у солнца, — усмехается Люлех.
— Не только у солнца. Жара есть и в краске. Ты вот так ее положи, чтобы я видел, что дело было, допустим, в страду, — наставляет старик.
Люлех покачал головой, начал все сызнова. Теперь он понял, что значит не любить безделинку, а любить умелинку. Но умелинка не мотылек, сама не прилетит.