Миткалевая метель
Шрифт:
Опять казаки царю служат.
На шестой год, где солнце заходит — с той стороны, пришли неприятели, большой угол у нас откроили, черной лентой отгородились.
Послал царь казаков пошугать незваных гостей. Скачут казаки, видят — черная лента перед ними на колышках развешана. Перемахнули они через ленту и пошли охаживать неприятелей. Как снопы на полосе, всех наземь поклали, угол очистили, к царю вернулись. Опять служат. Народ им за это спасибо говорит: как же, казаки свою землю в обиду никому не дают!
На девятый год услышал царь: в одном городе — таком же, скажем
В том царстве тоже был Николай второй, так это про того Николая, а не про нашего. Угостил царь казаков водочкой и посылает их постегать рабочих, копытами потоптать.
Вот скачут они путем-дорогою, видят — у фабрики народу видимо-невидимо. Шашки выхватили — ну, думается, сейчас головы под копыта полетят. Вдруг, откуда ни возьмись, лента красная поперек дороги протянулась, а за той лентой ткачи сход ведут. Лошади у казаков как вкопанные перед красной лентой встали. Старший со средним вспомнили отцовский совет, через красную ленту не перескочили, а младший дурашливый оказался: забыл отцово наставление, стегнул лошадь, перескочил через красную ленту — лошадь и бухнулась на камни, на все четыре копыта обезножела. Откуда ни возьмись, две дюжие руки — и давай молотить казака; так отстегали, что трех дней он не прожил.
А старший со средним отслужились, домой подобру-поздорову вернулись и стали жить-поживать, хозяйствовать. Про младшего же отец сказал: «Туда ему и дорога! Не подымай руку на того, на кого не след».
Открыл Антон костяной сапожок — свою табакерочку, понюхал да другую сказку завел — про казака умного и про казака глупого. До полуночи казаки его слушали. Пантелей спросил:
— Где ты столько сказок насбирал?
— Ветром надуло, — отвечает Антон.
Пантелей говорит: хорошо бы, дескать, в книжку эти сказки списать, по ночам бы он их казакам в казарме читал. Антон совет дает:
— Кто охоч до сказок, пусть ко мне ходит, у меня полон короб. А кто любит читать, вот тут у меня книжонка завалялась… Не знаю, как попала… Кто-то починку приносил да и забыл на лавке.
Вынул Антон из сапога книжечку. Пантелею отдает. Ушли казаки за полночь. Арсений руку пожал сапожнику.
— Спасибо, — говорит, — тебе за сказки.
На другой вечер к Антону восемь казаков пришло, он их опять сказками потчует. На третий — полтора десятка припожаловало. Расселись по лавкам, просят Антона про красную ленту рассказать им сызнова.
Рассказал Антон и про красную ленту и еще кое про что. Стали они в казарму собираться, Пантелей спрашивает у сапожника, нет ли еще чего почитать.
Антон опять из голенища вынимает две книжицы, а что в них — будто он и не знает: пошел, мол, поутру за водой, а они лежат под березой на скамье — знать, кто-то с вечера присел покурить да и позабыл. Взяли казаки, украдкой от Выбей-Зуба прочитали от корки до корки.
После того вечера еще больше казаков к Антону
— Сапог — не душа, сапог быстро починим, прелый рант вынем. А вот если с изъянцем душа — ее чини не спеша.
Опять книжек Пантелей просит. У Антона больше книжек не нашлось, он и говорит:
— Погоди малость. Есть у меня на примете книга — всем книгам книга, живая, ее и читать не надо, только слушай: сама рассказывает. Хотите ли послушать?
Казаки все в один голос:
— Послушать не прочь! Только бы Выбей-Зуб не проведал… Вот кабы вечером как…
Проводил Антон казаков. На следующий день, как темнеть стало: к нему в окно: стук, стук, стук.
— Кто тут?
— Не оставил ли я у тебя стельку?
— Есть стелька, есть!
Открыл Антон дверь. Весь до ниточки промокший, входит Арсений: под дождь попал, из лесу со сходки шел. С утра у него крошки во рту не было. Сварили картошки чугунок, по куску хлеба отрезали; горячей картошкой закусывают, квасом запивают, о делах своих толкуют:
— Ну как злая рота?
— Мягче стали. Десятка два хоть сейчас к ткачам на собрание готовы. Не поговоришь ли ты с ними? — Антон спрашивает.
— Я давно об этом думаю.
— А не боишься?
— Волков бояться — в лес не ходить.
— Не сграбастали бы…
— А ты им сказку расскажи, как у одного казака руки отсохли оттого, что он схватил кого не след.
— Ладно, завтра же их распотешу.
Пора горячая была. На субботу после смены собрание у ворот фабрики было одумано. Арсений собрался на нем говорить, как за народ стоять.
А Выбей-Зуб уж узнал от какого-то наушника, когда и где сходка собирается, кто выступать станет.
Выбей-Зуб во Владимир весть дал, что в субботу в его руках агитатор будет, а в понедельник он его под конвоем во Владимир самому губернатору представит.
На злую роту Выбей-Зуб, как на самого себя, надеялся, заранее руки потирая, считал уж Арсения запойманным.
Арсений тоже не дремал. Он всегда ухо востро держал, знал, с какой стороны туча собирается.
Условились они с Антоном в пятницу за оврагом на кладбище вечером на сходку казаков собрать. Антон казаков приведет, Арсений под березой на камне поджидать будет их, а за канавой, под кустом, друзья Арсеньевы на всякий случай притаятся. Арсений, прежде чем отрезать, семь раз примеряет. И уж если отрежет — не ошибется.
В пятницу, как вечереть стало, повел Антон казаков за овраг на кладбище живую книгу слушать. Ведет не торопясь, дорогой про непутевого казака небылицу в лицах строит, как у казака руки отсохли оттого, что схватил кого не надо.
Пантелей выслушал, раскусил орех и говорит:
— Ты, отче, об этом не думай. Со мной ребята надежные.
Пришли на кладбище, расселись на могилах под березами.
— Вот вам и живая книга, — указывает сапожник на Арсения.
— Не эту ли книгу мы не раз у фабричных ворот издалека видели? — сказал один казак.