Миткалевая метель
Шрифт:
Через сутки получают от хозяйки добрую весть.
— Так вся и воспламенела, моя голубушка, как услышала: мол, с тобой встречу пожелал иметь один хороший человек. «Кто он?» — «Да квартирант мой». — «Зачем я ему?» — «Да просто так». — «А какой он из себя?» — «Умный, — говорю. «Вот диво! Откуда он меня знает?» — «Уж не знаю откуда». — «Боюсь я, стесняюсь». — «Полно-ка тебе».
И лишь к вечеру Тася шепнула на ушко тете Кате, под строгим секретом:
— Ладно, приду, только об этом,
В субботу Стрела лежал на полатях за переборкой. Арсений сидел в горенке, писал что-то.
Предстоящее знакомство Арсения с Тасей, на взгляд Стрелы, не сулило ничего доброго. И вот почему: девушка молодая, настойчивая, недурна собой, не возмечтала бы о добром молодце. Тогда беда. К рабочему же отряду борцов она неподходяща: по всему похоже, что она задумала в одиночку вырвать у скупой жизни свое счастье. А Стрела же к тому счастью подходил с другого конца.
«Допустим, по молодости и вспыльчивости на час увлечется она нашей идеей, примкнет к нам, — думал Стрела, — а потом, как хрупкий стебелек на солнцепеке, безо времени сгорит. Тяготы, неудобства, неуют, лишения, ежечасная опасность, риск испугают ее».
Усталых, нытиков, маловеров Стрела, как и сам Арсений, не любил. Поразмыслив и взвесив все «за» и «против», он решил обходной атакой идти на Арсения.
Он рассказал Арсению одну историю из времен парижской революции о том, как будто бы погиб один народный герой только из-за того, что принял в ряды борцов молодую женщину.
— Э-э, нет, стой, — громко возразил Арсений, — я с тобой не согласен. История немало сохранила замечательных имен русских женщин-героинь, вся жизнь которых — высокий подвиг! Как знать, Стрела, может быть, героизм русских женщин в эпоху революции будет вечным образцом, живым примером для многих поколений женщин всего мира. Я в этом не сомневаюсь! Раскрепостив женщину материально, мы раскрепостим ее дух, ее ум и энергию. Подлинный героизм, по-моему, в том, чтобы видеть мир и таким, каков он есть, и каким будет, пройти через все испытания, лишения, пронести незамаранным свое знамя до конца и победить. Но если не приведется дожить до победы, то нужно умереть не ка к сверчок за печкой — попел, попел и замолчал. Нужно умереть так, чтобы даже смерть хоть немножко приблизила приход победы.
Мимо окон мелькнула знакомая фигурка в ситцевом, цветочками, платье.
Стрела лежал за перегородкой, слушал, затаив дыхание, разговор Арсения с Тасей.
Девушка шла на свидание с незнакомым человеком взволнованная. Если бы не удивительное умение Арсения находить в разговоре со всяким человеком задушевные, простые слова, то, пожалуй, ушла бы девушка приконфуженной. И только.
По ее робкому, застенчивому, но привлекательному голосу Стрела поспешно заключил: все ж таки от этой девушки толку мало для рабочего дела. Но роль Стрелы на этом и закончилась, поэтому он лежал, не проронив ни слова. Юная посетительница, очевидно, полагала, что говорит с молодым квартирантом
— Куда это вы, Тася, всегда так торопитесь? — спросил Арсений.
— Знаете, торопиться не будешь — ничего не успеешь сделать, что задумано…
— А вы многое задумали?
— Многое… Даже сказать страшно…
— Вы молодая, у вас сил хватит, — подбодрил Арсений девушку.
— Сил-то, может, и хватило бы, да… — Тася, не договорив, замолкла.
— Да что?
— Эх, жизнь у нас больно плохая, беспросветная!
— Тася, а какая, по-вашему, жизнь хорошая?
— Нет, сначала вы скажите: откуда вы мое имя знаете?
— Я уж такой звездочет, по глазам узнал.
— Но все-таки?
— Заметил — вы идете мимо окон, сразу вижу, что это идет Тася, — засмеялся Арсений.
Тася улыбнулась.
— Очень вы задушевный, но, кажется, скрытный, правда ведь?
— При первом знакомстве всегда человек кажется немножко скрытным. Но все-таки какая же жизнь, по-вашему, хорошая?
— Да ведь вы сами, поди, лучше меня представляете.
— Разбогатеть? Накопить большое приданое — шлафроки, капоты, броши с бриллиантами, с бурмицким жемчугом, богатый жених?..
— Ой, нет, нет! — горячо запротестовала Тася. — Что красивого, что разумного в жизни наших расфуфыренных купчих, их дочек? Все они тупые, чопорные, скучные. Это тоже типа, болото.
— Что же тогда вас увлекает, манит?
— Меня тяготит эта полускотская, бесправная жизнь кабальной ткачихи! Порой мне кажется, что все брошу и убегу куда глаза глядят, на край света, где нет ожиревших хозяев, воров и подлецов служащих. Где люди вольны, где всяк трудится по своей воле, никто никого не угнетает, не обманывает, не притесняет.
— А вы думаете, есть где-нибудь такая благодатная земля? — осторожно, но уверенно проникал Арсений в тайники души рабочей девушки.
— Когда мне было лет семь-восемь, то бабушка часто мне рассказывала сказку «Про серебряный клен и про семь веретен». Тогда я от души верила, что есть такой ладный край, только через семь гор перевалить, семь морей-океанов переплыть. Я раз даже в детстве пошла искать этот край, зашла за село, заблудилась. Ехали наши мужики из Шуи, подобрали меня, домой привезли, с тех пор я больше не ходила искать то сказочное царство.
Стрела полеживает, слушает да на ус мотает: «Ничего себе девушка, с понятием, с фантазией, молодая, а зубастенькая».
— Так как же, Тася, быть-то? Я вот тоже, как вы, мечтатель, тоже в детстве от пастухов и охотников красивых сказок наслушался, думал, что есть местечко, где живется привольно, вольготно, весело на Руси человеку. А пошел искать по селам и городам царской империи — оказывается, нет его, такого-то привольного уголка, в нашем николаевском, кровью залитом царстве. Знать, уж так и будем маяться по гроб? Или как? — спросил Арсений.