Митральезы Белого генерала. Часть вторая

Оченков Иван Валерьевич

— И много наших?

— Много, — тяжело вздохнул Богачев. — Одних комендоров шестеро, а так же их высокоблагородие, командир батареи…

— Мамацев погиб? — удивился Будищев.

— Так точно, — вздохнул Евдоким.

— Его изрубили саблями, — пояснила Люсия. — Я сама видела.

— Эх, барышня, не надобно бы вам на такое глядеть! — жалостливо заметил один из саперов.

— А вам?

— Наше дело служивое, а вот барышня, это нехорошо!

— Хорош базлать, — пресек разговоры Дмитрий, — начинайте растаскивать.

— Есть, —

отозвались нижние чины, берясь за работу.

Сверху вповалку один на другом лежало несколько текинцев. Судя по отметинам на халатах, большинство из них попало под залп шрапнели, но встречались и заколотые штыками.

Потом на божий свет извлекли русского солдата, сплошь иссеченного шашками, так что определить принадлежность его смогли только по армейским сапогам и шароварам. Лицо и грудь его были изрублены, но, несмотря на это, руки продолжали сжимать банник, которым он и дрался. Артиллеристу удалось дорого продать свою жизнь, разбив своим противникам несколько голов.

— Не знаете, кто он? — поинтересовался Будищев, стаскивая с головы кепи.

— Кажись Федотов, ваше благородие. Из горной батареи. Царство небесное, новопреставленному воину!

— А это что? — ахнула Люсия.

К всеобщему удивлению, следующей жертвой войны оказалась женщина. Густые волосы цвета воронова крыла ее были распущены и закрывали лицо, но вздумавший поправить прядь солдатик так и отшатнулся в сторону, когда увидел гримасу ненависти, исказившей черты, возможно, прежде не лишенные привлекательности.

— Ведьма! — перекрестился сапер, — как есть ведьма!

— А вот ее метла, — хмыкнул Будищев, подобрав палку с привязанной к ней половинкой ножниц.

— Это что же, — удивился кто-то из солдат, — оружие ейное?

— Если эдакой пакостью в брюхо пырнут — мало не покажется! — наставительно заметил фельдфебель, искоса поглядывая на офицера.

— Это точно, — согласился он, отбрасывая в сторону импровизированное копье. — Одно непонятно, кто стонал?

— Что?

— Вы сказали, что из кучи убитых доносился стон.

— А ведь верно, — озадачились солдаты.

— Очевидно, звуки издавала женщина, — сказала Люсия, с явной жалостью наблюдавшая за текинкой. — Похоже, она еще жива.

— Могет быть, — задумался Богачев. — Баба она завсегда крепче мужика!

— Особливо если ведьма! — опасливо добавил сапер.

— Ее надо срочно доставить в госпиталь! — строго заявила сестра милосердия, но наткнувшись на сразу посерьезневшие лица солдат осеклась.

— Оно, конечно, так, — задумчиво протянул Богачев, вопросительно поглядывая на прапорщика.

— Тащите, — махнул он рукой. — И госпожа Штиглиц пусть с вами идет, а то мало ли.

— Благодарю, — сухо кивнула баронесса и хотела уже последовать его совету, но потом остановилась и, немного помявшись, сказала на прощание, — желаю вам найти

своего друга… живым.

Едва договорив, она повернулась и побежала вслед за солдатами, несших без особого, впрочем, бережения раненную в госпиталь.

— Вашбродь, — немного нерешительно обратился к Дмитрию Богачев. — Тут такое дело.

— Что еще?

— Сказывают, текинцы, что б им ни дна, ни покрышки, кого-то из наших с собой уволокли.

— Кого именно?

— Да кто же его знает… может и Федора вашего.

— Типун тебе на язык! — разозлился Будищев. — Или не знаешь, что лучше уж в бою быть на куски изрубленным, чем к этим живодерам попасть?

Надо сказать, что такая мысль уже неоднократно приходила в голову и самому прапорщику, но он усиленно гнал ее от себя. Но вот теперь, когда ее озвучил Богачев, ужасная перспектива показалась ему не просто реальной, а единственно возможной, и от осознания ее хотелось выть волком. И все же он не переставал надеяться, снова и снова обходя отбитую у врага позицию в поисках пропавшего товарища.

Удачная вылазка привела защитников Геок-тепе в состояние совершенейшей эйфории, почему-то совершенно уверившихся, будто им удалось в ночном бою перебить едва ли не половину русского отряда. Обрадованные текинцы выскочили на стены и принялись выкрикивать оскорбления своим противникам, перемежая их неприличными жестами.

Первым это непотребство заметил капитан Полковников, снова вступивший в командование четвертой батареей после гибели Мамацева. Не тратя времени даром на получение разрешения от начальства, он приказал развернуть орудия и обработать наглецов шрапнелью.

— Так их, Петр Васильевич! — восторженно воскликнул поручик Томкеев, наблюдая, как над стенами древней крепости вспухли разрывы снарядов. — А то радуются, сукины дети…

— Ничего, пусть порадуются, — усмехнулся в усы капитан. — Помяните мое слово недолго осталось!

— Вы думаете?

— Хотите пари? — вопросом на вопрос ответил Полковников.

— Нет уж, увольте, — засмеялся поручик. — Вам и в карты черт ворожит, а уж тут и говорить нечего. Тем паче, что я и сам думаю схожим образом. Не может быть, чтобы Михаил Дмитриевич оставил подобную дерзость без ответа.

И в самом деле, скоро прибежал посыльный из штаба с приказанием от командующего всей артиллерии, кроме нескольких горных орудий и ракетных станков выйти из лагеря и занять позиции перед так называемыми Великокняжескими калами. Это была группа небольших отдельных укреплений, лежащих в пятидесяти саженях от основной цитадели Геок-тепе. Великокняжескими их нарекли еще во время неудачного похода генерала Ломакина, а почему уже никто толком не помнил.

Следом за пушками в поле стала выходить пехота, а за ними несколько сотен казаков и эскадрон тверских драгун. Стало ясно, что готовиться штурм.