Митральезы Белого генерала
Шрифт:
— Дозвольте, вашбродь, — вмешался седоусый фельдфебель, давно прислушивавшийся к их разговору, но державшийся до сих пор в стороне.
— Да, Богачев, изволь, — довольно почтительно отозвался прапорщик.
— Можно в документы глянуть, господин юнкер?
— Держи, — хмыкнул Дмитрий и протянул бумаги.
Читал фельдфебель, видимо, не слишком бойко, внимательно приглядываясь к каждому слову, шевеля при этом губами, но вскоре разобрался и одобрительно кивнул.
— Упряжь новая. Это хорошо, сейчас проверим по списку и можно подписывать.
— А
— Как можно, господин юнкер. Порядок должон быть!
— Это да, только я в лошадиных прибамбасах не разбираюсь…
— Так это же хорошо, — ухмыльнулся в усы Богачев.
Впрочем, приемка прошла успешно. Въедливый фельдфебель быстро разобрался с прибывшей матчастью. Ругнул, как водится, нововведения, но в целом остался доволен. А словоохотливый прапорщик тем временем посвящал мрачного кондуктора в подробности.
— Понимаете в чем дело, юнкер. Нас сюда перебросили с Кавказа, но только людей, пушки и зарядные ящики. А вот лошадей мы должны были получить местных, как более подходящих для здешних условий. А они, извольте видеть, оказались к нашей службе совсем непригодными. Слабые, мелкие и вообще…
— Сочувствую, — буркнул в ответ Дмитрий.
— И не говорите, — воодушевленно продолжал Панпушко. — Пришлось доставать наших русских лошадей, выискивая их, где только можно. Орудия стараемся таскать только ими, а местных употребляем для зарядных ящиков и тому подобного. Но если русских вполне хватает шестерки, то туркмен надобно не менее восьмерика, да и тот еле тянет.
— А ведь это расход! — веско подтвердил его слова фельдфебель. — Три гарнца овса [81] как хорошему битюгу, это где же такое видано?
— Верблюдов не пробовали запрягать?
— Не, — помотал головой Богачев. — Не пригодная для артиллерийского дела животина. Разве что однофунтовку, как текинцы на нем закрепить и палить в белый свет как в копеечку!
— А ведь верно, — оживился прапорщик. — Мы одну такую пушку в прошлом году захватили. Презабавная вещица, доложу я вам…
81
Гарнец — русская мера объема 1/4 ведра или 3,28 литра.
— Я полагаю, с грузом всё в порядке? — довольно бесцеремонно прервал его излияния Будищев.
— Э… очевидно, да.
— Так распишитесь.
— Это вам, видать, к их благородию господину штабс-капитану Михайлову, — снова вмешался фельдфебель. — Они батареей заведуют, пока других господ-офицеров нетути.
— Дайте, я угадаю, — вздохнул Дмитрий. — Это тот самый офицер с пристани, который прислал меня сюда и выделил солдат в помощь?
— По всей вероятности, да.
— Ладно, возвращаемся. Господин прапорщик, вас не затруднит проводить нас?
— С удовольствием. Я сам хотел только что предложить вам. Кстати, а зачем?
— Удостоверите
— Понятно. Что же это можно. Большую часть работы мы уже сделали, так отчего бы и не развеяться? Богачев! — обернулся он к фельдфебелю. — Закончите без меня.
— Слушаю, вашбродь, — вытянулся старый служака.
— Кстати, со всеми этими интендантскими делами мы так и не познакомились, — вспомнил офицер, закончив давать наставления подчиненным. — Позвольте представиться, прапорщик Панпушко Николай Васильевич.
— Минный кондуктор Будищев Дмитрий Николаевич.
— Интересный у вас чин. Я думал, вы юнкер.
— И юнкер тоже. Не берите в голову, я как бы ни один такой во всем флоте. Надеюсь, что ненадолго.
— Очень интересно. У вас полный бант знаков отличия военного ордена, а вы все еще не офицер. Ой, надеюсь, я не позволил себе ничего лишнего?
— Не беспокойтесь, молодой человек, я вовсе не карбонарий, разжалованный за революционные взгляды без права восстановления в звании. Просто прошлую войну я провел в нижних чинах, где и имел несколько случаев отличиться.
— Вы, верно, весь турецкий флот на дно отправили?
— Нет, только один пароход. Остальные мои «подвиги» были на берегу, в Болгарии.
Так беседуя, они скоро добрались до пристани и обнаружили её значительно обезлюдевшей. Не видно было ни лодочников-туркмен, ни солдат, ни офицеров.
— Странно, господина штабс-капитана нигде нет, — удивился Панпушко.
— Нашего парохода тоже, — мрачно заметил Будищев.
— Может что-то случилось?
— Это, как раз, понятно, — скривился Дмитрий. — Знать бы ещё что?
— Вам плохо? — обеспокоился прапорщик, заметив, как его собеседник морщится.
— Нет, просто болтанка на море вымотала, и я последние два дня почти ничего не ел. Простите, тут поблизости есть какая-нибудь забегаловка, а то я сейчас кони двину от голода?
— Да, конечно. В Чигишляре множество лавок и харчевен.
— Хоть не отравят?
— Как повезет, — дипломатично ответил офицер. — Самая лучшая кухня у господина Ованесова, но лишь в том смысле, что прочие ещё хуже. Кстати, там мы быстрее всего выясним, что же случилось, и отчего ваш пароход ушел.
— Тогда пойдемте, — согласился Дмитрий и обернувшись к матросам скомандовал: — За мной, орлы, отстанете, я вам все перья выщипаю!
— Как скажете, господин кондуктор, — улыбнулся матрос по имени Макар. — Нам на ту сторону самим весьма способно.
Восточная часть Чигишляра делилась на две неравные половины длинной площадью, имевшей громкое название Лазаревской улицы. В самом начале её стояла лачуга несколько пригляднее прочих, на которой красовалась выкрашенная ядовито-синей краской вывеска в совершенно восточном стиле: — «Гостиница Iованесъ с нумерамъ для приезжимъ». По рассказу прапорщика, номера эти представляли собой две грязные сквозные каморки, но беда в том, что ничего лучшего в Чигишляре всё равно не было.