Млечный Путь, 21 век, No 2(51), 2025
Шрифт:
Многие люди считают свое имя не просто обозначением индивида, но уготованной судьбой. Это тысячелетнее суеверие проистекает из времен настолько давнопрошедших, что может считаться одним из первых в истории нашего вида. Неудивительно, что иные, мечтая переменить его, опасаются это проделать, памятуя о вышнем предназначении уготованного пути и гневе богов за подобную вольность. Как тут ни вспомнить судьбу Геракла, первого человека, обретшего псевдоним и жестоко за это, да и не только за это, поплатившегося. Мать новорожденного Алкида назвала его Геркулесом, то есть, угодным Гере, что ни в коей мере не спасло юного героя от гнева мстительной супруги Зевса. Как не остановило других, переменяющих свое поименование, а с ним, возможно, жизненный путь. Об истории псевдонимов написаны тома, но есть один интересный момент, как-то упускаемый исследователями.
Для начала посмотрим, откуда есть пошли псевдонимы. Наверное, первым, кто применил его в литературе, стал величайший ученик Сократа Платон. Подлинное его имя нам достоверно не известно, но Диоген Лаэртский утверждает, что его звали Аристокл (впрочем, он так же сообщал, будто Платон был зачат непорочно), а свое прозвище философ получил от наставника по панкратиону, древнегреческой борьбе без правил, входившей в корпус тогдашних Олимпиад, и означает оно "широкоплечий", попросту "здоровяк". Немудрено так именоваться олимпионику в самой престижной после поэтической дисциплине.
Однако, особой нужды в то время в псевдонимах не сыскивалось, имен в Древней Греции существовало множество, а за их придумывание никого не наказывали. Впрочем, предположение, что за всяким именем стоит своя судьба, человеком самостоятельно не выбираемая, но снисходящая от мойр, появилась именно тогда. Это в соседнем Риме с поименованиями дела обстояли скверно, шутка сказать, на все про все у гражданина республики имелось лишь пятнадцать дозволенных имен. Неудивительно, что при этом Марков, Луциев, Гнеев, Гаев и иже с ними жило превеликое множество, не спасали даже фамилии, ибо и их, особенно, родовитых, насчитывалось немного. От путаницы избавляли лишь прозвища, те самые псевдонимы, которые или родители давали детям или те сами себе придумывали в момент совершеннолетия, когда становились гражданами. Можно сказать, жизнь римлянам спасала их родная бюрократия.
Все переменилось с расширением империи и приходом христианства. Дозволенных имен стало заметно больше, добавились греческие и иудейские, а еще провинциальные, из завоеванных и романизированных территорий. Тогда проще всего было варварам, с их богатым фольклором и воображением, ибо, в отличие от обычных римлян, новым гражданам выходило послабление, пиши любой. Там мир обрел Иосифа Флавия, например, который изначально звался Иосеф бен Матитьяху, тоже, можно сказать, псевдоним, но полученный волею судеб, проигранной Иудейской войны, в которой писатель был полководцем и фарисеем, и императора Тита, помиловавшего военачальника. Тем более, большинству новых граждан фамилию как раз придумывать не приходилось, давали императорскую, а потому Флавиев в Риме проживало миллионы.
В то время появился и так называемый коммерческий псевдоним, когда ученики известного писателя, философа или ученого публиковали свои первые труды под его именем - чтоб сделать первые шаги, а заодно отдать неоплатный долг учителю, теперь сидящего на их шее. Самым известным примером подобного является пифагорейская школа, вокруг которой до сих пор ведутся споры, что именно из работ принадлежало великому ученому, а что его менее прославленным ученикам. Можно помянуть и опусы последователей Гипатии, только недавно отделенные от прославленной александрийки. Что говорить о других трудах, особенно, апокрифических религиозных, их множество появлялось после каждого значимого трактата. Написание новых корпусов Библии естественным образом рождало подражания и продолжения, да и сами книги, вошедшие в завет, переписывались, уточнялись и подправлялись по мере надобности. Достаточно сказать, что последние два абзаца Евангелия от Марка дописаны во времена императора Константина, возможно, даже самим самодержцем-язычником, а без них книга приобретает совершенно иной смысл и темп.
Те литературные псевдонимы, которые мы так хорошо знаем, пришли с времен Средневековья, когда литература естественным для религиозного мракобесия образом разделилась на дозволенную богоугодную и всю остальную, включая, разумеется, научные трактаты. Неудивительно, что первыми, кто стал брать себе новые имена для "неправедных" сочинений, становились как раз монахи, тем самым охотно расшатывающие основы догматов. Пример Эразма Роттердамского, обычно именовавшегося Герхардом Герхардсом перед нами. Можно помянуть о трубадурах и скоморохах,
В дальнейшем в литературу стали просачиваться и женщины, начиная с времен Просвещения. Неудивительно, что для начала им приходилось обзаводиться мужскими псевдонимами, ну какой мужик вдруг станет читать слабый умом пол, не доросший даже до получения образования? Так появились писатели Жорж Санд и Джордж Элиот.
Но век девятнадцатый, коли о нем пошла речь, характерен не только этим. Литература постепенно вошла в журналистику, а газеты перестали быть только салонными и новостными изданиями, охватив куда большие слои населения, постепенно, по мере индустриализации, приучавшегося не только читать, но и думать. Неудивительно, что теперь писатели стали происходить из самых низших слоев. Первое многоцветье псевдонимов пришлось как раз на этот период, что неудивительно, журналистика тогда еще почиталась самым низшим из возможных жанров, а потому расположением общества не пользовалась. Писателям, пришедшим в профессию, приходилось выкручиваться, а их фантазия ничем не была стеснена. В конце века публика любила все новое, ведь жизнь именно и по большей части именно новинками человечество и баловала. Фактически, все открытия, которыми мы по сей день пользуемся, все сколь-нибудь заметные изобретения были сделаны именно в то время, от скрепки до клавиатуры, от стиральной машины до фотоаппарата. Помогли подобному развитию и частые революции, освобождая не только тело от цепей, но и сознание от застарелых догм. Общество оказалось открыто новому, чем не преминули воспользоваться писатели, особенно, живущие в Российской империи. Впрочем, для них как раз все, освоенное Европой за прошедшие пару веков, являлось удивительным, тем больше имелось причин для полета безудержной фантазии.
Но прежде давайте разберемся, какими бывают псевдонимы, чтоб понять, какое перед нами раскрылось их множество. Приблизимся снова к родным палестинам, так будет привычней и наглядней. Литераторы брали себе новые имена сразу по нескольким причинам. О коммерческой я уже поминал, она как появилась две с половиной тысячи лет назад, так и жива по сю пору. Труд литературных негров ни в те века, ни сейчас никто не отменял, ну а самым прославленным "помещиком" в этом смысле является Дюма-отец, на которого работали десятки журналистов, писателей и поденщиков. Он же стал едва ли не самым плодовитым и коммерчески успешным автором. Уступать может только другому титану - Вергилию, получившему поместье только за сообщение императору Августу о начале работы над "Энеидой". Еще бы когда так ценили нашего брата!
Следует помянуть еще и национальную причину, особенно для писателей из евреев, погромами которых славился 19-ый и особо начало 20-ого века. Впрочем, некоторые свою идентичность только подчеркивали: так никому не известный Соломон Рабинович стал самим Шолом-Алейхемом. Однако, чаще происходило обратное, осторожность, она превыше всего. Марк Ландау стал Марком Алдановым, Илья Файнзильберг - Ильей Ильфом, а журналист Абрам Борухович прославленным Гр. Адамовым, чьими произведениями зачитывался и автор этих строк. Имеются и обратные перемены, как ни покажется странным. Сын дворянина-эсера Даниэль Синявский всегда подписывал литературные труды именем Абрама Терца - явный вызов системе, при которой декларация о равных правах народов СССР, если и соблюдалась, то далеко не для всех и всегда.
Но псевдоним - это, прежде всего, характеристика автора, внутренняя или внешняя, даже если он дается другим. Достаточно снова помянуть Платона или хоть Боттичелли - это тоже псевдоним, означающий "Бочонок". Чаще всего новое имя берется для замены менее благозвучного или слишком распространенного, сами знаете, как много у нас Ивановых, Петровых, Федоровых и Алексеевых, даже писателей. Или брат Катаева стал Петровым, дабы отличаться от старшего, в чем, безусловно, преуспел. Борис Стругацкий решил писать под псевдонимом С. Витицкий после смерти Аркадия. Случалось, что автор разделял сферы деятельности псевдонимом: историк Можейко оказался Киром Булычовым, а математик Венцель стала И. Грековой, что вполне логично. Или автор сих строк подписывал произведения именем Воронцов, ибо решил прославиться корнями.