Млечный Путь
Шрифт:
Он пожал плечами.
— Наверное, где-то оставил. Или Тьерри потерял! Он вечно хватает мои вещи и теряет. Ты давай на витрины смотри. Остановимся, я выскочу куплю зонт. А то у клиники негде парковаться, и я не хочу, чтобы ты вымокла, пока добежим от машины.
Глава 13, в которой Марта нетерпеливо перебила
— Готова поспорить, он купил тебе зонт на длинной ручке, белый в черную клетку!
— Знаешь, почему-то я тоже была в этом уверена. Только клетка — красная. Он говорит, что спросил у продавщицы, какие зонты сейчас
— Забавно. Хотя похоже на правду и вполне в стиле твоего Даниеля. А что насчет Хельсинки? Или ты пока не заводила разговор на эту тему?
— Он сам завел! Когда мы были у стоматолога.
— В этот момент ты держала его за руку?
— Ой, ну, Марта… Ну конечно.
— Ладно, не обижайся. Итак?
— Он ее спрашивает, сколько еще продлится его лечение. А то он — начальник отдела, и ему довольно проблематично каждый день бросать свой отдел на полдня, сотрудники же без него разбалуются. К тому же в начале апреля у него запланирована важная командировка в Хельсинки, и ему бы не хотелось менять свои планы из-за отсутствия передних зубов.
— А царевна Будур что?
— Говорит, что ежедневных визитов еще примерно на неделю, но она постарается перенести время на пять-шесть вечера, чтобы он не бросал своих сотрудников без присмотра. Потом лучше сделать недели на две перерыв, чтобы подготовить десны к протезированию, ну там слепок, изготовление бюгеля, раз уж он так не хочет имплантов, подгонка, установка — еще неделя-две, не больше. В общем, если процесс пойдет без осложнений, то уже к середине марта все закончится.
— Бедолага, — хмыкнула Марта. — Как же он переживет еще две лишние недели?! Ты сама-то ехать в Хельсинки собираешься?
— По-моему, ты абсолютно уверила его в этом в ночной переписке с Вивьен.
— Ну извини. — В голосе Марты послышалась обида. — Кажется, кто-то просил меня не спать ночью, а…
— Марта! Что ты! Все супер! Твои письма великолепны! Я тебе бесконечно благодарна! Он разбудил меня среди ночи поцелуями, и мы занялись любовью. Так, ничего особенного, по-семейному. Но я испытала такое облегчение!
— Ха! — Марта повеселела. — Кстати, а чем ты занималась вчера, когда я была Вивьен? Опять гладила?
— Не поверишь! Озеленением террасы.
— Ты? Озеленением? В темноте?
— Нет, часов в шесть, еще было достаточно светло. Представляешь, Тьерри вчера вместе с моей свекровью приволокли кучу вазонов, горшков, мешки земли, рассаду, всевозможные большие растения.
— С ума сойти… Ты вроде бы не фанат садоводства?
— Зато моя свекровь очень даже! Но самое удивительное, что идея принадлежала Тьерри. Мол, у всех даже на крошечных балкончиках цветочки, а у нас терраса больше гостиной, но пустынностью напоминает Сахару. А потом мы со свекровью разбирали шкафы и кладовки. Так что получилось очень естественно, что я даже не приближалась к компьютеру.
— Много выкинули?
— Шутишь? Она все уволокла. Якобы отдаст в церковь для благотворительности. Но я-то знаю, что это ее маленький бизнес.
— В семьдесят лет по Интернету?
— Пардон, в семьдесят шесть. Она быстрее всех нас его освоила, как только поняла, что очень удобно торговать не выходя из дома и, значит, совершенно незаметно для мужа, который всю жизнь ужасно стесняется ее оригинального хобби. У них же особнячок в Шестнадцатом округе.
— А на вид такая сонная.
— Это при нем. А на самом деле страшно предприимчивая! Она ведь за все это свое садоводство взяла с Даниеля очень даже неплохую сумму. Хотя я уверена, что сама наверняка за гроши нашла в Интернете. А он же не откажет, мать все-таки. Потом мы с Тьерри забили мою машину добром из шкафов и поехали провожать свекровь. А у меня, понимаешь, весь вечер такое ощущение, что Тьерри хочет со мной о чем-то поговорить, но никак не решится. К тому же очень странная идея — ни с того ни с сего превратить террасу в сад.
— А Тьерри сколько?
— В декабре будет двадцать пять. У них с Сесиль одиннадцать месяцев разница.
— И вы с ним до сих пор близки?
— По настроению. Хотя язык за зубами он не умел особенно держать никогда. В общем, проводили мы бабушку, он перетаскал ей в подвал всю «благотворительность». Едем обратно, и он спрашивает: «Ма, а у тебя до папы кто-то был»? Я говорю, допустим, но почему вдруг тебя это заволновало? Он не отвечает, опять спрашивает: «А когда вы с ним стали встречаться, то уже больше никого»? — «Да». — «Совсем-совсем никого, даже когда вы вдруг ссорились»? — «Мы не ссорились», — говорю я. «Этого не может быть, — заявляет Тьерри. — Вы все время ссоритесь, сколько я вас знаю, вы не могли не ссориться раньше». И замолчал. Я не выдержала и опять спросила, почему он завел об этом разговор. «Потому что, ма, у него всегда кроме тебя были и другие женщины. Почему же у тебя-то не могло быть других мужчин»?
— Забавно для двадцатипятилетнего парня, — сказала Марта. — Ну и что ты ему ответила?
— Я сказала, что не обязана перед ним отчитываться и что, когда он сам женится, мне будет очень интересно понаблюдать, станет ли он изменять жене. Наверное, получилось слишком резко, потому что он довольно долго молчал, а потом заявил: «Я вообще не собираюсь жениться. И ты это прекрасно знаешь». Я говорю, ладно, ты взрослый мальчик, будешь всю оставшуюся жизнь ухаживать за садом на террасе. Хотела в шутку перевести. А он как взовьется: «Не нравится?! Можешь все выкинуть!» Конечно, говорю, отец все оплатил, а я выкину. «Ах оплатил?! Это для тебя главное?! Выкидывай! Я верну ему деньги!» Представляешь? Прямо эдипов комплекс какой-то, будто ревнует меня к нему.
— Может быть, — задумчиво произнесла Марта. — Хотя, думаю, штука в том, что девушка дала ему от ворот поворот и завела другого. А он переносит все это на тебя, хотя, конечно, такое поведение было бы логичным лет в пятнадцать, ну в семнадцать, но никак не в двадцать пять.
— Я тоже думаю, что дело в девушке. В этой барби Аннет. — Я вздохнула.
— Не вздыхай, Жюстин. Сейчас она едва ли встречается с Даниелем.
— При чем здесь Даниель? Меня гораздо больше волнует мой сын. Вдруг он узнает, что она спала с его отцом?