MMMCDXLVIII год(Рукопись Мартына Задека)
Шрифт:
— Условия останутся прежние.
— Для подрядов внутренних?
— Да.
— А с иноземными купцами?
— Также.
— Государь! — возразил Правитель Внутренних дел, и хотел продолжать, но Иоанн прервал его резким словом:
— Кончено!
— Как Вам угодно, Государь, но я знаю только то, что большая часть торговли нашей в последнее трехлетие перенеслась с Запада на Восток; и потому условия одной части света с условиями другой не могут быть одни и те же!
Иоанн показал Правителю двери; и этот знак был страшнее слов исступленного. Правитель внутренних дел скорыми шагами прошел чрез
Мнение придворного медика о болезни черная немочь, более и более подтверждалось. Столько примеров странностей, не свойственных Иоанну, заставили ввериться в рассказы придворного доктора.
— В эти дни, — говорил он, — человек исполнен ужасом и ненавистью ко всему. Его ум, чувства и ощущения его, противоречат ему во всем. Понятия его не могут отделить добра от зла; и эта невозможность томит, мучит его. Но время дня, он видит присутствие ночи; в мраке, тревожат его видения светлые как день. То считает он повсюду лишним самого себя; то весь видимый мир кажется ему лишним и возмущающим беседу его с самим собою. То гонит он настоящее время, как несносную скуку, как препятствие, задерживающее соединение его с счастием; то дорожит каждым мгновением, как благом о котором в последствии он будет жалеть, и которого ничто уже не заменит ему. Дух его ищет во всем тишины и согласия, а сам он в постоянной борьбе с обстоятельствами и мнениями.
Вот в каком положении теперь Иоанн; шарлатан может обратить болезнь его в исступление; и тогда нет спасения и для нас: душа, алчущая теперь огорчений и печали, тогда будет алкать крови!
Последние слова придворный Доктор произнес так, что ужас обнял всех внимавших ему, и всем представились уже исступленный Иоанн и казни.
Мысль сия, родившаяся в одной голове, заразила всех, и как язва разнеслась до Босфорании.
Увлеченные общим ужасом, Верховный Попечитель просвещения и Правитель внутренних государственных дел, невольно подтверждали уже страшные понятия о непонятных словах, о суровом голосе и о пламенеющих очах Иоанна.
После подобных рассказов первых сановников, приближенных к Царю и любимых им, не оставалось ни малейшего уже сомнения, что черная немочь овладела Иоанном, и что должно ожидать последствий самых ужасных.
Какое-то уныние распространилось по городу; улицы опустели, живость общего движения исчезла; рассказы о событиях последних дней переходили из уст в уста, плодились и росли, как волшебные чудовища.
Почти искорененные временем и образованием, понятий, предрассудки, как будто ожили снова в народе.
Доктора Эмуна, неизвестно от куда приехавшего и внезапно призванного к Иоанну, считали нечистым духом, домовым чертогов. Про него рассказывали чудеса. Природное безобразие его украсилось вымыслами устрашённого воображения.
Появившаяся на восточном небе комета, также не могла пройти без того, чтоб не иметь влияния на государственные дела. Спорить против этого, и опровергать зависимость земных событий, от комет, стало считаться противоречием здравому рассудку; подобное мнение согласно было с Зиакозмом насмешливого Абдерита, который веря совокуплению атомов, плавающих в пустоте вселенной
— Как комета, светило огромное, особа важная во вселенной, редкость и чудо для планет и звезд, черни небесной, производит в них появлением своим перевороты необыкновенные, так и великий Ксеркс, проходя чрез Фракию на мятежных греков, возмутил тишину Абдер и поселил в смиренных жителях оного волнение, замирание сердца и удивление к своему могуществу, славе и блеску.
После подобных доводов, Астрономам Босфоранским оставалось узнать: какого свойства проходящая комета? Не проходила ли она близ земного шара в прежняя времена? И потом уже сделать надлежащий вывод: какие следствия могут произойти от влияния её на землю? По сходству времен, прежде всего приступили они к изысканиям летописей и преданий, из коих бы можно было видеть, что пред изменением нрава Царя Грозного, проходила над царством его комета.
Между тем как Астрономы занялись вычислениями о комете, другие, не менее важные явления, предвестники худа, также не были забыты: слухи носились, что несколько уже ночей сряду, на куполе Собора, огромный филин, хлопая пестрыми крыльями и огненными глазами, кричит и стонет не своим голосом; что на небе, ровно в полночь, показывались разные видения, столбы, кресты, секиры, драконы и кровавые струи.
Словом, по одному подобному дню общих смятений, можно было предсказать, что предрассудки, чудовища, рождаемые испуганным воображением человека, бессмертны.
Сборная палата, заманчивое поприще, в котором для честолюбия воздух был чище и здоровее, нежели на холме Альилель посреди Эйрена, опустела. Даже придворный доктор, удостоверенный в своих заключениях о роде болезни Иоанновой, всеобщим отголоском собственных своих же слов, удалился домой исследовать подробнейшим образом причины болезни и разные виды, и свойства оной.
Таким образом прошли несколько дней; течение государственных дел остановилось.
Первый Верховный, Действительный Совещатель предложил уже в собрании совета, что для избежания в управлении беспорядков, которые и самое время с трудом исправит, вести ход дел, до выздоровления Властителя, по определениям чрезвычайных собраний Верховного совета.
Составленный доклад по сему случаю, подписывался уже всеми членами, как вдруг явился дворцовый дневальный и объявил Первому Верховному Совещателю, что Властитель Иоанн требует его к себе.
Внезапный призыв к Царю поразил Верховного Совещателя ужасом; мысли его остановились на обезглавленном любимце Грозного; но он собрался с духом и предстал пред Иоанном, с готовностью на смерть.
— Садитесь! — сказал ему Иоанн. Здорова ли дочь ваша?
— Какая, Государь?
— Дочь Ваша!
— Дочь моя? Я полагаю… но уже более месяца, как не получал от нее известий из Пелопонеза.
— Да… а другая?
«Другая?» — думал Верховный Совещатель.
— Другая, Государь? — произнёс он, наполняясь мыслию о болезни Иоанна.
— Другая, — повторил Властитель.
«Другая?» — повторил мысленно и Совещатель.
— Другой у меня нет, Государь.
— Может быть я ошибся, приняв какую-нибудь другую девушку за дочь вашу, но главное не то… Что дела?
— Какие угодно Вашему Величеству? — произнес смущённый сановник.