MMMCDXLVIII год(Рукопись Мартына Задека)
Шрифт:
— В деснице Властителя Иоанна, благо народа области Северной!
— Зачем? — проговорил Иоанн.
— По твоему приказу, Властитель! — отвечали правители.
— Да… — произнес Иоанн, как будто вспомнив что-то; и пошел к выходу. Иэменской жеребец стоял уже подле крыльца; широкая грудь его вздулась, глаза сверкали; встряхнув головою и брызнув белою пеной, он взвился под Иоанном, когда золотая шпора дотронулась до щекотливого ребра его.
Ряды охранных полков тянулись по площади, как металлические зубчатые стены древнего Вавилона.
Молча подъехал Иоанн к воинам. Громкое воинское приветствие пронеслось по
— Лучше было бы узнать нам друг друга в битве! — произнес Иоанн.
Эти слова коснулись до слуха приближенных к Иоанну, и как эхо отозвались по всему войску.
Необузданная радость взволновала всех.
— Дай нам войну, Властитель! Дай нам врагов! — раздалось в рядах.
Иоанн казалось не ожидал подобных последствий от слов своих; но улыбку его все заметили. Молча объехал он ряды войск, и окинув ещё раз огненным взором полки, поскакал мимо дома Сбигора-Свида к дворцу.
Молва о словах Иоанна, произнесенных во время смотра охранных полков, переносилась уже из уст в уста, по всей Босфорании. Все взволновалось. Народ ходил по улицам, как будто лишенный уже спокойствия. Везде повторялось слово война все допрашивали друг друга: с кем? За что?
Люди, с раздраженным сердцем и неспокойною душою, ненавидящие тишину, радовались как духи тьмы падению человека.
— Столько десятков лет всеобщего мира! Что это за безжизненность! Кровь зацвела! Душа на дно осела! Пора взболтать! — восклицали они, и молодежь, у которой в голове настал уже новый век рыцарства, загремела оружием. Много прошло лет, но время которых доспехи воинские служили единственно для украшения стен, или хранились в воспоминание подвигов, современники коих не дышали уже ни злобою, ни любовью к себе подобным. Сорвав оружие со стен, юноши стали чистить его и острить.
Но мирные граждане и женщины с слезами внимали печальной новости. Все ужасы войны представились их воображению, а рассказы до того довели его, что многим представлялся уже неприятель, стук оружия и жертвы войны, плавающие в крови.
Между тем Иоанн возвратился во дворец. В сборной палате также начались толки. Рассеянные по всему пространству залы царедворцы и сановники сходились в отдельные кружки; казалось, что хаос стал разделяться и миры образовались. Каждая отдельная сфера имела свое солнце, которое разливало свет своих понятий и свои мнения на окружающих спутников своих. Люди тонкие и проницательные, от которых не укрывалось ни одно помышление Царя, ни один предмет тайных Государственных совещаний, предсказывали близкую, неизбежную войну, но не говорили с кем, хотя по всем чертам лица можно было заметить, что тайна вполне им известна.
Но всего любопытнее было слушать суждения некоторых светил ума и придворной прозорливости, которые, как кометы ходили по палате отдельно, и иногда только, приближаясь к какой-нибудь сфере, нарушали, важностью своею и силою слов, направление понятий её и мнений.
— Не предприятие ли изгнать Османов из Ливии, и очистить берег Восточного моря от глупых и бесполезных манжур и китайцев? — говорили догадливые.
— Может быть! — отвечали другие. — Но прежде должно подумать: куда выгнать их?
— Пустопорожней земли на полюсах еще довольно!
— Мало-ли необитаемых островов!
— Изобилующих землею и небом? Очень много! — прибавляли третьи.
Вошедший Верховный Попечитель просвещения, человек преклонных
Властитель сидел в трудовом покое, перед круглым столом, в широких креслах, которые имели с боков откидные шкапики с полками, уставленными книгами. На надписях было видно: законы неизменные; уставы, или законы временные; определения случайные.
В комнате было пасмурно; занавесы были опущены; пред Иоанном стоял золотой кубок, как калицея, из которой пил сам Бахус, но время битвы с Гадаеном, Царем Индии.
— Что? — произнес отрывисто Иоанн, когда вошел Верховный Попечитель просвещения. После должных приветствий, Попечитель положил на стол свой бумажник и вынул из оного толстую тетрадь.
— Вот, Государь, предположение о некоторых преобразованиях по вверенной мне части.
— Ну?
Попечитель стал читать:
— Так как от истинных забот государства о первоначальном образовании сынов своих зависит единодушие их, единомыслие, любовь к власти попечительной о благе общем, любовь к отечеству и направление к одной цели, состоящей в силе, славе и спокойствии общем, то…
— То рассказать мне все вкратце! — прервал его Иоанн.
— Основные мысли принадлежат вам, Государь; я только распространил их для распоряжений. Вот собственноручная записка Властителя.
— Ну?
Попечитель читал:
1). Учредить Цензоров образования.
2). В учебных заведениях начинать учить сначала, т. е. не с азбуки, а с понятий предуготовительных о человеке и отношениях его к существу Всевышнему и к себе подобным. Понятие сии должны внушаться словесно. Для сего учредить основных учителей. Занимательными, лёгкими, рассказами они поселят в детях основание нравственности и любопытство к учению. Зная цель, всякий охотнее идет к ней.
3). Наблюдать, строгую справедливость и соразмерность в наградах и наказаниях.
Постепенность наград, от чувственных к нравственным.
Постепенность наказаний, от нравственных к телесным.
4). Разделять воспитанников на гениальных, полезных и обыкновенных. Учение для них различно: Где более доброй воли, там должно быть обращено более внимания.
Гениальных переводить в особенное заведение, где образование должно клониться к предмету главной их наклонности.
5). Подтвердить, чтобы в учебных заведениях девиц, занимались более образованием сердца и рукодельями свойственными женскому полу, а не утонченною подробностью науки; ибо ученая жена похожа на древнего Оракула, который говорит чужие мысли, языком непонятным, и сверх того, ни один еще народ, от создания мира, не нуждался в физиках, механиках, умствователях и авторах женского пола, а все вообще народы нуждались в добрых и благовоспитанных женах и матерях семейств.
— Вот, Государь, статьи, изложенные в проекте с подробностью и с распоряжениями по всем отраслям просвещения.
— Хорошо — отвечал Иоанн — я их рассмотрю сам.
— Теперь указ по части хозяйственной…
— Ну?
— По собственноручной же записке Вашего Величества.
— Какой?
— Вот она.
— Ну!
Попечитель просвещения читал:
1). Из всех сумм, назначенных на издержки, не осмеливаться делать щепетильной экономии, на счет выгод и удобств заведения.